Послания

На потолке известной часовни, где летучий отецпротягивает могучуюруку Адаму, не стесняясь ни компании голых ангелов,ни растрепанной головы,трескается штукатурка, но это не важно. Как объяснял мнепо случаюзадушевный товарищ мой (физик, он же и пьяница),ныне уже покойный, увы,вся идея Бога, да и бессмертия, может убедительно

объясняться слабымивзаимодействиями. Я охотно верил ему,да и теперь бы не прочь,если бы в доме не кончился весь алкоголь, остроумноизобретённый арабами,а потом отнесённый их же пророком к числусмертных грехов. Снова ночьразевает маленькую зубастую пасть,машет кожистыми своими крыльями,испуская ультразвук, слышный только животным,

вздрагивающим во сне.По бульвару бредёт девица, застегивая кофточку,бормоча «напоили меня».Но и это, вероятно, не важно. Тень ли Эйнштейна,тоскующая наединес тенью, скажем, Нерона или той же Сафо —с потусторонними раскладамине знаком никто, даже один Адам, протягивающий рукусамоуверенному патриарху

на пересохшем гипсе. Задираю голову, роняю на землюберет – для рая, для ада лияблоневый сад перегружен плодами – пахучими,одичавшими? Блажен соорудивший аркуи крутокирпичный свод, блажен покаявшийся,болыпеухую и хромоногуютаксу накормивший остатком тайного ужина,невзирая на черные маховые перьяозабоченного светоносца. «Да, – кивал я ему смущённо, —на свете имеется многое,

что и не снилось нашим учёным». В час псалмопевца,в час пения и веселья(я скажу торжественно) ясно синеет матовый отблескосени мироздания,юный пьяненький Иоанн третью неделю ожидает письмаот неверной Эллыи под шершавый аккордеон, шатаясь, распеваетсаратовские страдания,чтобы обглоданной костью стучали соседи снизув расписной потолок капеллы.

«То нахмурившись свысока, то ненароком всхлипывая, предчувствуя землю эту…»