Послания

То нахмурившись свысока, то ненароком всхлипывая,предчувствуя землю эту,я – чего лукавить! – хотел бы ещё пожить,пошуметь, погулять по свету,потому-то дождливыми вечерами, настоя зверобоя приняв,как водится,с неиссякшей жадной надеждою к утомлённой просьбамиБогородицеобращаюсь прискорбно – виноват, дескать,прости-помилуй, и всё такое.

Подари мне, заюшка, сколько можешь, воли,а захлебнусь – немножко покоя.Хорошо перед сном, смеясь, полистать Чернышевскогоили Шишкова,разогнать облака, обнажить небосвод, переосмыслитьлик его окаянный.Распустивши светлые волосы, поднимись, пречистая дева,со дна морского,чтобы грешника отпоить небогатой смесью пустырникас валерьяной.Хороша дотошная наша жизнь, средоточие виноватой любви,

непокорности и позора,лишь бы только не шил мне мокрого дела беспощадныйначальник хора.

«Состязаться ли дуньке с Европой…»

Состязаться ли дуньке с Европой,даже если не гонят взашей?Запасной сарафанчик заштопай,молодые карманы зашей.Слышишь – бедную Галлию губят,неподкупному карлику льстят,

благородные головы рубят —обожжённые щепки летяти теряются в автомобильныхпробках, в ловчих колодцах очейголубиных. До луврских ткачейи до их гобеленов обильных —что им, звёздам Прованса, холмамобнажённым, где римский романзавершается? И – не свобода лиесть первейшая ценность? О да!Но её одурманили, продали.

В коммунальном стакане водаподземельная пузырится.Дождь – каштановый, устричный – льётв Фонтенбло. Обнищавшая птица(скажем, сыч) воровато клюётбеспризорные зёрна. Пшеничные?Нет, ячменные. Видимо, личнаяне сложилась, да и подобрать лирифму к милостыне? Чёрное платьетоже вымокло, солнцу назло.Нелегко. И тепло. И светло.

«От картин современных горчит в глазах, а от музыки клонит в сон…»