После

— Не-е-е! — протянул Алекс весело, а Агата, прижавшись щекой к животу императора, невозмутимо заявила:

— Мы балуемся, потому что завтра начнется учеба и будет уже некогда! — Он засмеялся, а дочь продолжала: — Папа, папа, а покидай меня, как Алекса! Я тоже хочу!

— Тебя покидать? — Арен хмыкнул, подбросив наследника вверх в последний раз, а затем поставил его на пол и подхватил на руки Агату. — А ну-у-у, держись!

Она визжала и хохотала, дрыгая ногами, и император тоже улыбался, глядя в счастливое лицо дочери, и, закрытый наглухо эмпатическим щитом, совсем не замечал, с какой нежностью смотрит на него Виктория.

Уложить детей спать удалось с огромным трудом и только после того, как Арен долго, упорно и обстоятельно читал им книгу. И Агата, и Александр отчаянно боролись со сном, не желая, чтобы наступал завтрашний день, когда им обоим вновь придется не отдыхать, а учиться — но в конце концов сдались и уснули.

— Арен… — прошептала Виктория, выходя из спальни. — Ты… — Она смотрела на него словно с тревогой. — Ты выглядишь очень уставшим. Тебе бы отдохнуть…

Император криво улыбнулся и поднял жену на руки, шагая в камин.

— К сожалению, пока это невозможно, Вик.

Он строил пространственный лифт, а она стояла рядом и легко поглаживала его ладонями по груди. Прикосновения не были навязчивыми, но Арену все равно было неприятно.

Выйдя из лифта в комнате Виктории, он поставил жену на пол и произнес, отпуская ее и делая шаг назад:

— Я хочу предупредить тебя насчет завтрашнего дня. Гектор приведет во дворец одну шаманку, и я желаю, чтобы она тебя посмотрела.

— Шаманку? — Виктория удивленно и непонимающе хлопала глазами. — Посмотрела?.. Но… зачем?

— Может, и незачем. Не знаю. Помнишь, восемь лет назад тебя тоже смотрел шаман? Его приводил Аарон. И с учетом последних событий… мне хотелось бы убедиться в том, что этот человек говорил правду.

— Аарон? — повторила жена почему-то испуганно. — Да, тогда действительно лучше перепроверить, мало ли.

Арен слегка развеселился, хотя веселого тут вообще ничего не было.

— Что я слышу, Вик? Я-то думал, ты до сих пор обожаешь моего брата, и даже понимаешь, почему он хотел меня убить.

С лица Виктории вдруг схлынули все краски, и глаза из голубых словно стали прозрачными, и вся она поблекла, посерела.

— Арен… — выдохнула жена, отчаянно заломив руки. — Я говорила это, да? Я не помню… Если говорила — прости!

— Забудь, это уже неважно, — сказал император, жалея, что вообще упомянул те ее слова — все равно что бить лежачего. — Я не сержусь. И… — Он запнулся, потому что Виктория сделала шаг вперед, обняла его и прижалась влажными губами к щеке, забираясь ладонью под ворот рубашки. Защитник… нет-нет, только не сегодня. — Вик…

— Прости, — прошептала жена, жалобно вздохнув возле его виска. — Я понимаю, что тебе должно было быть больно и…

— Забудь, — произнес он со спокойной твердостью, застыв, словно камень. — И отпусти, пожалуйста.

К удивлению императора, Виктория действительно отпустила его и, еще раз вздохнув и опустив голову, грустно сказала:

— Да, конечно. Иди.

Арен нахмурился, снимая эмпатический щит — и едва не рухнул на пол от какофонии эмоций жены. Замер, пережидая звон в ушах и пытаясь сосредоточиться, понять…

Нежность. Очень много нежности. Сочувствие, досада, стыд, жалость… и что-то светлое, искреннее, похожее на сожаление.

— Я завтра останусь, — сказал Арен так мягко, как мог, и Виктория подняла голову, радостно, ликующе вспыхнув. — Завтра обязательно останусь. Не плачь, я тебя прошу.

— Я вроде… — Жена растерянно улыбнулась. — Не плачу…

— Ты на грани, я чувствую. Не надо, Вик. Все хорошо.

Она кивнула, и Арен, легко погладив ее по плечу, отвернулся и зашел в камин.

Было настолько мерзко и тошно от себя и собственной лжи, что император несколько мгновений стоял в огне, пытаясь успокоиться. Не надо нести эту гадость Софии, не надо.

До конца успокоиться так и не удалось, но тошнота ушла, и только после этого Арен начал строить пространственный лифт.

* * *

София заканчивала портрет Эн, когда огонь в камине вспыхнул, заискрился, и девушка, бросив кисточку на стол, вскочила и метнулась навстречу императору, обняла и прижалась изо всех сил, шепча:

— Защитница, Арен, наконец-то, как же я соскучилась…

— Я тоже, — сказал он глухо, и София сразу ощутила его тревогу и горечь. И столько их было, что она задохнулась — сердце словно в ведро со льдом опустили, — и, погладив Арена по плечам, потянулась к губам.

Он целовал ее долго и отчаянно, будто прощался.

— Давай сегодня перенесемся куда-нибудь, — произнесла София, безумно желая помочь Арену, вынуть из души боль, но не зная, как это сделать. — Куда-нибудь на природу. Хочешь?

— Хочу, — он улыбнулся и потерся носом о ее щеку. — Я очень устал от дворца. И кажется, я знаю, что может тебе понравиться.

— Мне понравится все, лишь бы с тобой.

Арен вздохнул возле ее виска, и София поняла, что ему стало чуть лучше — словно помогало само ее присутствие рядом.