После банкета

– Как чудесно! Чудесно! – повторяла Кадзу.

Когда Ногути обратил на нее внимание, она плакала.

В гостиницу они вернулись почти на рассвете. После церемонии Омидзутори оба были не в силах ждать чтения сутр. Гостиница встретила их криком петуха. Но небо еще не посветлело.

– Примем ванну и будем отдыхать, – сказал Ногути.

Глаза Кадзу возбужденно блестели; она ответила, что устала, но спать не собирается. Когда она сняла накидку и принялась ее складывать, внимание Ногути привлекла подкладка. Он подошел к раскинутой на кровати одежде. Темно-лилового цвета ткань в ярком свете лампы была спокойно прекрасна. На ней умелая рука белым контуром начертала хокку[24].

– Что это? – спросил Ногути, распуская галстук.

– Стихотворение Соги[25]. Я попросила каллиграфа написать его для нашей поездки. Ведь уже весна.

Кадзу начала было читать, но образования ей явно не хватало.

– Знай, как я ждал, не осыпались бы весенние цветы, – прочел Ногути.

Руки, теребившие галстук, застыли: Ногути молча долго вглядывался в строчки. А Кадзу думала, как они красивы, эти сухие, в старчески набухших венах, мужские руки.

– Да, действительно… – наконец вымолвил Ногути. И это была вся его реакция.

На рассвете мужчина за шестьдесят и пятидесятилетняя женщина уснули в одной постели.

Глава восьмая

Свадебные хлопоты

Через неделю после возвращения из Нары, не в силах больше ждать, Кадзу в благодарность пригласила компанию, с которой была в поездке, к себе в ресторан.

Этим вечером меню было следующим:

Закуски

Хвощ с кунжутной пастой, копченый лосось в обертке из кальмара, стебли фуки и морепродукты в обертке из пенок соевого молока, отварной морской угорь, суси из морского окуня, обернутые в листья бамбука.

Суп

Мякоть маринованной сливы, морской гребешок, зеленый лук асацуки, побеги японского перца.

Сасими

из морского окуня, ставриды.

Гриль

Крупные креветки, запеченные с солью, грибы сиитакэ, салат, заправленный пастой из соевых бобов.

Отварные кушанья

Морская капуста из района Наруто, молодые побеги бамбука, побеги японского перца.

Хотя гостей ожидалось не много, для них специально приготовили большой зал. С тем чтобы потом этот вечер долго вспоминался, чтобы сразу стало понятно: его невозможно забыть.

В Наре, после отъезда их очень занятых спутников, Ногути и Кадзу провели два дня. Они обходили храмы и ясным утром снова посетили зал Нигацудо, где не осталось ни следа церемонии, поднялись по каменной лестнице к сцене. На лица учеников, выполнявших во время ритуала такую впечатляющую работу, вернулось повседневное глуповатое выражение деревенских парней: усевшись на ступени, они грелись на солнышке. Склон увядшего газона сверху, со сцены, выглядел будто после пожара: рядом с пробивавшимися молодыми побегами солнце там и сям заливало светом обугленную траву, обнажая остатки пепелища.

Во время спокойных прогулок Ногути говорил очень разумно, разговор естественным образом вращался вокруг темы их брака. Внимательно выслушав Ногути, Кадзу тоже, не давая воли эмоциям, прямо высказала свое мнение. Как бы там ни было, она не собиралась расставаться с рестораном. «Вот как?» – но такой мужчина, как Ногути Юкэн, не может переехать жить в «Сэцугоан». Поэтому жизнь в браке вынужденно пойдет не по правилам. Каждую неделю на выходные Кадзу станет приезжать в дом Ногути, чтобы они провели эти дни вместе. А утром в понедельник она будет возвращаться на работу. Такой выход оба сочли наиболее удачным.

Благодаря безмятежности ранней весны, покою, разлитому над древней столицей, им казалось, что планы, обсуждаемые во время неспешных прогулок, и принятые тогда же решения вполне разумны. Кадзу с удивлением замечала, что нежданное счастье доставляет ей лишь спокойную радость и не приносит бурного возбуждения.

Теперь она станет супругой высокопоставленного лица. Подумать только: в долгой жизни это была вершина, которую Кадзу давно рисовала в своих мечтах. Родилась в Ниигате, потеряла родителей, стала приемной дочерью родственников, державших ресторанчик, с первым своим мужчиной рванула в Токио. После всех мытарств и лишений, ценой огромных усилий достигнув нынешнего положения, Кадзу пребывала в уверенности, что ее мечты однажды непременно сбудутся. Уверенность была ничем не обоснована, но до нынешних пор ее жизнь, пусть и не по прямой, текла согласно этой уверенности.