– Команда для девочек, ты видела в ролике. Ставка на многообразие и равенство в работе с детьми и подростками. Новый закон об этике – сколько денег нам стоило его пробить! Социальные проекты. Все думают только про основную команду, но, Мира, у нас, черт возьми, на льду детский сад! Все местные дети учатся кататься на коньках у нас! СМИ, которые сейчас придрались к нам, это те же самые СМИ, которые вынудили нас построить этот политически корректный воздушный замок; единственное, о чем они пишут, это что у нас мало «инклюзии», но кто раскошелится на то, чтобы всем можно было участвовать во всем? Никто не хочет признать, что всё, кроме ставки на элиту, – это роскошь! Если мы хотим содержать команду для девочек, основная команда должна сперва начать выигрывать. Нам нужны спонсорские деньги. Без них никуда. Как говорил мой отец: все хотят жрать мясо, но никто не хочет работать на бойне.
Мира посмотрела на вторую папку, которая лежала ближе к Фраку.
– А здесь что?
Он прокашлялся:
– То, чего никто больше не видел.
– Бойня?
– Да.
– Покажи. Покажи мне все.
И Фрак показал.
Петер заметил ее, только когда выползал с площадки. Она сидела одна, на самом верху. Александр тоже ее увидел и вдруг улыбнулся – так, как улыбался, наверное, только ей.
– Мама? – недоуменно пробормотал он.
Она неловко махнула ему рукой, он помахал в ответ – так же неловко, как будто им было непривычно видеть друг друга здесь, в этом месте. Отец зыркнул на нее удивленно и злобно. Петер видел такое и раньше: лед так легко становится вселенной одного родителя, когда другому в лучшем случае отводится роль зрителя, в худшем – захватчика, вторгшегося на чужую территорию. К своему стыду, Петер не сразу понял, что если ни отец, ни Александр не ожидали увидеть здесь мать, то позвонить и пригласить ее сюда мог только один человек.
Мама жестом дала понять сыну, что будет ждать его на улице. Александр кивнул и сразу пошел в раздевалку. Отец окликнул его, в досаде от утраченного авторитета забывшись и назвав сына прежним именем. Тот даже не обернулся. Отец повысил голос и пошел за ним, но Петер остановил его.
– Позвольте мне… простите… можно я с ним поговорю?
В ответ отец прошипел, разрываемый отчаянием и бешенством:
– Да, конечно, попробуйте! Но его никто не сможет уломать! Никто! Особенно в присутствии матери!
И, как обиженный ребенок, протопал на трибуну.
– Александр? – позвал Петер, когда они остались в коридоре одни.
Парень обернулся. Движения его были мягкие, почти нежные.
– Да?
– Ты отлично играл, – сказал Петер, протягивая руку в перчатке.
Александр сжал кулак и слегка стукнул по ней.
– Спасибо. Вы тоже.
– Я слишком стар, теперь несколько недель ходить не смогу… – с улыбкой ответил Петер.
Александр нервно провел языком по щекам.
– Я не знал, что меня так легко раскусить. Вы с ходу отняли у меня шайбу.
– Только сначала, в последний раз у меня не было ни единого шанса!
Александр как будто даже смутился.
– Я решил… попробовать кое-что новое. Не знал, что из этого выйдет. Мой бывший тренер бесился, когда я пробовал что-то новое, но эта тетка рассказала мне про какого-то гребаного мунго. Я вообще без понятия, кто это…
– По-моему, кто-то вроде суриката.
– Суриката? А это еще, блин, кто?
Петер засмеялся. Потом искоса посмотрел на лед и на трибуны.
– Сколько раз тебя приезжали смотреть?
– Не знаю, раз пятнадцать.
– Почему ты не согласился играть ни за одну из тех команд?
– Они не захотели меня брать, – уклончиво пробормотал Александр.
Петер улыбнулся:
– Тебя опять видно насквозь. Думаю, ты им отказал. Ты или твоя мама.
– Окей, – сказал Александр, щелкнув языком по небу. – Сказать честно? Я согласился на этот смотр только ради нее! Я вообще хотел бросить хоккей! Всю свою жизнь, чем мне заниматься, решал отец, и сейчас мама попросила дать ей шанс принять хоть одно решение…
– А ты ради мамы готов на все?
Александр кивнул:
– Она всем пожертвовала ради меня.
– Но сюда она обычно не приходит?
Глядя в пол, парень покачал головой:
– Нет. Это как бы наш с отцом мир. Ну, или был раньше.
– Твоя мама русская, да? Поэтому ты сменил имя?
Ответ прозвучал дерзко, но неубедительно.
– Меня всегда звали Александром, но отец согласился на это имя только при условии, что оно будет вторым. Не хотел, чтобы люди смотрели на меня как на приезжего.
Петер оперся на клюшку, мечтая поскорее снять уже эти коньки.
– Что он сделал твоей маме? – тихо спросил он.
– Он ей изменил! – ответил Александр так поспешно, что и сам как будто удивился.
Петер сочувственно кивнул:
– Тогда понятно, что ты злишься…
– Злюсь? ЗЛЮСЬ? Да эта телка на семь лет меня старше. Она мне в старшие сестры годится. Он предал маму!
Петер снова кивнул – не самоуверенно, скорее печально.
– Знаешь, Александр, я думаю, в детстве тебе нравилось играть в хоккей, потому что твой отец тобой гордился. А сейчас, полагаю, тебе доставило удовольствие унизить меня потому, что одновременно ты унизил его. Но я считаю, ты должен перестать играть ради него и найти себе какую-то другую цель.
У Александра перехватило дыхание, хотя он уже несколько минут стоял неподвижно.