– Думаете, я не знаю, что Тесс мне не пара? Что она особенная, а я ничего собой не представляю? Я, конечно, не такой умный, но все-таки не такой уж и глупый! Я ничего не знаю, кроме как о машинах и еще немного про хоккей, я знаю, что ничего не смогу ей ДАТЬ, но я никогда… никогда… не буду удерживать ее, я… я никогда ее не обижу. И, может быть, я не смогу, как она, учиться в университете, но я неплохо умею чинить разные штуки, я довольно сильный, и меня любят друзья, и Тесс меня любит. Я постараюсь стать хорошим мужем и думаю, когда-нибудь стану неплохим отцом. Я не собираюсь ее удерживать! Если захочет уехать отсюда, я поеду с ней. С ней я смогу жить где угодно. Хороший автомеханик везде пригодится. Если вы хотите заставить ее разлюбить меня, пожалуйста, но я не сдамся… я не могу…
Йонни стоял, глядя на снег, так долго, что Бубу умолк, недоумевая, слушает он его или нет.
– Ты прав. Не мне за нее решать, – сказал Йонни после паузы, продлившейся вечность.
На что же он все-таки злится, спрашивал он себя, и ответ звучал не слишком лестно. Он ведь даже не злился, просто чувствовал опустошение. Его дочь ушла из дому, ничего ему не сказав. Тайком встречается с парнем. У нее теперь целая жизнь, о которой она ему ничего не рассказывает, и какой он после этого отец?
Бубу едва слышно проговорил:
– Она плачет, когда мы говорим о вас, а я не хочу, чтобы она плакала. Поэтому либо пусть она меня разлюбит, либо вам придется полюбить меня.
Йонни устало поднял глаза:
– Знаешь что? А ты не только в машинах шаришь.
– Да? – прошептал Бубу.
Йонни покачал головой. Слабо улыбнулся:
– Нет. Готовишь ты тоже нормально.
67
Любовные истории
Всю ночь шел снег, а во вторник утром так похолодало, что, когда Столичный, приняв душ, вышел к машине за несессером, а потом вернулся в дом, его волосы можно было бы сковырнуть с головы, как прическу лего-человечка. Петеру пришлось одолжить ему зимнюю куртку, ибо куртка, которую Столичный считал зимней, на самом деле была просто курткой.
– Сейчас типа осень, что же будет в декабре? – с тревогой спросил он.
– Будет достаточно холодно, чтобы ты пожалел, что осень кончилась, – с улыбкой ответил Петер.
Они все вместе отправились в ледовый дворец. Петера, конечно, ждали на работе, но он сделал вид, что должен показать мальчику дорогу, – только ради того, чтобы посмотреть его первую тренировку. Ане и Лео надо было в школу, а Мая увязалась с отцом – главным образом чтобы его позлить, что ей отлично удавалось. Петер всю дорогу демонстративно шел между ней и Столичным, и Мая неустанно осыпала Александра комплиментами: как клево у него лежат волосы и как ему идет новая куртка, пока Петер не начал неловко кряхтеть, как умеют кряхтеть только отцы. Когда они добрались до места, вахтер увел Столичного проверить экипировку, а Петер по старой привычке прошел по дворцу, ни на секунду не выпуская рукав Маиной куртки, как будто ей четыре года и он опасается, как бы она не свалилась в плавательный бассейн. Мая и не вырывалась. А когда они сели на трибуне, сказала:
– Я рада, что ты снова напрягаешься из-за нормальных вещей, папа.
Петер не понял, о чем она говорит, – для отца в общем обычное дело. А потом они пошли в кафетерий и купили шоколадных шариков.
Мира поехала к себе в офис, заперлась с коллегой и весь день разбирала старые кейсы, новые финансовые отчетности и готовилась к худшему. «Хочешь мира – готовься к войне», – еще в университете советовал ей один преподаватель. Сейчас эти слова были не просто словами. От них ломило тело.
– Спасибо тебе, – устало сказала она коллеге.
– Я бы обиделась, если бы ты почувствовала, что не можешь рассчитывать на мою помощь, – ответила коллега.
Мира через силу улыбнулась:
– Я знаю, что ты готова ради меня на все, но это мы делаем ради Петера…
– Я делаю это ради тебя.
– Ты знаешь, о чем я.
Коллега глянула на нее из-под челки и вздохнула:
– Черт. Сказать тебе правду? Я делаю это ради вас обоих. Я никогда не считала, что Петер тебя заслуживает, но знаешь что? Ты тоже не всегда его достойна. Сколько раз я думала: ну вот
Мира вытерла щеки рукавом.
– Ты говоришь так, будто все это была бесконечно долгая борьба.
– А что, разве любовь не есть бесконечно долгая борьба? Одно дело любить, но двадцать лет терпеть, чтобы тебя любили, – да кто это вынесет вообще?
Мирин рукав потемнел от слез.
– Я правда люблю его…
Коллега улыбнулась:
– Я знаю. Все знают. Господи, правда, ВСЕ знают, Мира. Вы оба сражаетесь. Вы вечно себе что-нибудь где-нибудь придумаете, а потом бьетесь за это насмерть. Наверное, поэтому я и работаю на тебя до сих пор. С тобой я чувствую, что я на правильной стороне.
Мира всхлипнула:
– Ты не на меня работаешь, ты со мной работаешь…
Коллега погладила ее по голове: