После похорон

— Ты видишь, Господи, обиду мою; рассуди дело мое[7], — пробормотал мистер Энтвисл. Удивленный взгляд, который Тимоти бросил на него, заставил адвоката чуть заметно улыбнуться. — Это из Плача Иеремии, — пояснил он. — Кажется, что это подходит, хотя и несколько мелодраматично. В любом случае до установки плиты должно пройти какое-то время. Земля на могиле должна, так сказать, осесть. Прошу вас, ни о чем не беспокойтесь. Мы все сделаем и сообщим вам.

На следующее утро, сразу поле завтрака, Энтвисл отбыл в Лондон.

Добравшись до дома и немного поколебавшись, он позвонил своему другу.

Глава 7

— Не могу передать вам, как польщен вашим приглашением, — сказал мистер Энтвисл, тепло пожимая руку хозяину дома.

Эркюль Пуаро гостеприимно указал на кресло возле камина.

Старый адвокат уселся, с удовлетворением вздохнул и сообщил, что только утром вернулся из деревни.

— И у вас возникла проблема, по поводу которой вы хотите у меня проконсультироваться? — уточнил сыщик.

— Да. Боюсь, что это довольно длинный и запутанный рассказ.

— Тогда мы перейдем к нему только после того, как отобедаем. Джордж!

В комнате немедленно материализовался Джордж, который держал в руках тарелку с pâté de foie gras[8] и салфетку с горячим тостом.

— Pâté мы съедим здесь, у огня, — сказал Пуаро, — а потом перейдем за стол.

По прошествии полутора часов мистер Энтвисл удобно вытянулся в кресле и испустил удовлетворенный выдох.

— Вы, Пуаро, без сомнения, знаете, как наслаждаться жизнью. В этом французам равных нет.

— Я бельгиец, но во всем остальном вы абсолютно правы. В мои годы основной радостью — и, я бы сказал, единственной радостью — становится чревоугодие. К счастью, у меня прекрасное пищеварение.

— Ах, вот как, — пробормотал юрист.

На обед им подали sole veronique[9], за которым последовал escalope de veau milanaise[10], а закончилось все poire flambée[11]

с мороженым.

Пили они сначала «Пюйи Фюисс»[12], потом «Кортон»[13], а теперь рядом с локтем мистера Энтвисла стоял стакан превосходного портвейна. Пуаро, который портвейн не любил, предпочел «Крем дё какао»[14].

— Не представляю, — мечтательно произнес адвокат, — где вы умудряетесь находить такие отбивные — они просто тают во рту!

— На континенте у меня есть друг, который держит мясную лавку. Я помог ему решить одну небольшую семейную проблему. А он человек благодарный — поэтому с того момента с большой симпатией относится к потребностям моего желудка.

— Семейная проблема, — вздохнул Энтвисл. — Лучше бы вы мне об этом не напоминали. Такой восхитительный вечер…

— Так продлите его, друг мой. Сейчас мы выпьем с вами по чашечке черного кофе с коньяком, а когда наши желудки примутся за работу, вот тогда вы и расскажете мне, почему вам понадобился мой совет.

Только в половине десятого пожилой юрист смог пошевелиться в своем кресле. Наступил подходящий психологический момент. Сейчас он не только хотел говорить о своих сомнениях — он жаждал обсудить их.

— Не знаю, — начал он. — Вполне возможно, я веду себя как последний идиот — в любом случае я не понимаю, что можно сделать в подобной ситуации, — но я готов изложить вам факты, а потом вы скажете мне, что обо всем этом думаете.

Адвокат помолчал несколько секунд, а потом в своей обычной, суховатой и аккуратной манере рассказал детективу всю историю. Тренированный мозг юриста позволил ему четко изложить все факты, ничего не опуская и не добавляя от себя. Это было ясное, краткое изложение, и именно поэтому оно так понравилось слушавшему его пожилому джентльмену с головой, по форме напоминавшей яйцо.

После того как рассказ был закончен, в комнате повисла тишина. Мистер Энтвисл был готов отвечать на вопросы, однако их не последовало. Пуаро обдумывал услышанное.

— На мой взгляд, — сказал он наконец, — все абсолютно ясно. Вас мучает подозрение, что вашего друга, Ричарда Эбернети, могли убить? Это подозрение или, если хотите, предположение основывается только на одном факте — на фразе, которую Кора Ланскене произнесла во время похорон Ричарда Эбернети. Уберите эту фразу, и ничего больше не остается. Тот факт, что она сама была убита на следующий день после свадьбы, может быть простым совпадением. Правда состоит в том, что Ричард Эбернети действительно умер неожиданно, но за ним следил врач с хорошей репутацией, у которого никаких сомнений не возникло и который подписал свидетельство о его смерти. Ричарда похоронили в гробу или кремировали?

— Кремировали, в соответствии с его последней волей.

— Да, так и положено. А это значит, что свидетельство подписал еще один врач и у него тоже не возникло никаких сомнений. Таким образом, мы опять возвращаемся к самому важному моменту — что сказала Кора Ланскет? Вы там были и слышали это. Она сказала: «Но ведь его же убили, нет?»

— Именно так.

— И самое главное — вы поверили, что она сказала правду.