После пожара

Отчасти – и эта часть во мне все больше росла и пропитывалась надеждой – я поверила, что если сумею довериться агенту Карлайлу и доктору Эрнандесу настолько, чтобы рассказать о телефонном звонке, если сброшу бремя позорной тайны, которую носила в душе, то стану свободна, а в итоге смогу не просто отодвинуть чувство вины в сторону, а освобожусь от него полностью. Однако, глядя на моих Братьев и Сестер, я понимаю, что ни о какой свободе и речи нет. Даже близко. Я точно в такой же западне, как и они.

После

Четвертый день подряд на утреннем сеансе нет агента Карлайла. Доктор Эрнандес больше не трудится искать оправданий. Видимо, понимает, что это бессмысленно, поскольку вывод, который я сделала в самое первое утро, когда агента Карлайла якобы вызвали в Даллас, был верен. Он вытянул из меня всю возможную информацию и свалил. И хуже всего то, что я по нему скучаю. Злость и разочарование, которые я испытала, узнав о его внезапном исчезновении, схлынули, и теперь мне по-настоящему его не хватает.

Мне нравилось разговаривать с ним. Во всяком случае, ближе к концу нашего общения. Очень нравилось. А еще я привыкла к нему – к заговорщицким подмигиваниям, грудному смеху, к тому, что его эмоции находятся совсем близко от поверхности и постоянно грозят взять верх. Я поделилась с ним секретами, которые обещала не раскрывать никому, и не жалею об этом.

Понимаю, он выполнял поставленную задачу – задачу, ключевым элементом которой была я. Разумеется, я не думала, что мы с агентом Карлайлом друзья, что, когда все закончится, он удочерит меня, привезет к себе домой, что его дочка станет мне сестренкой и все мы будем жить долго и счастливо. Нет, конечно, я же не идиотка. Только зря он так явно дал понять, что я всего-навсего расходный материал.

Ты знаешь, как приманить его обратно

, шепчет голос в моей голове. Чтό пообещать, чтобы он вернулся. Сто процентов – он примчится со всех ног.

Да, я это знаю. И какой-то частью рассудка хочу поступить именно так. Произошедшее в Большом доме начало тяготить меня, разъедать изнутри, и часть меня просто хочет очиститься от этого любой ценой.

Так действуй, подсказывает внутренний голос. Покончи с этим раз и навсегда. Не могу, возражаю я. Знаешь же, что не могу. Потому что дело не в агенте Карлайле или докторе Эрнандесе и даже не во мне. Все дело в моих Братьях и Сестрах, людях, которых я называла своей Семьей. Им я открыться не могу. Все в порядке, шепчет голос в голове. Не бойся. А нет ли кого-то, кому ты можешь все рассказать?

У меня обрывается сердце. Я мысленно прокручиваю вопрос снова и снова, поражаясь, почему не задумалась об этом раньше. Я понимаю, кого имеет в виду голос в моей голове. Человек, которому я могу открыть правду, есть, и внезапно мне все становится ясно. Я точно знаю, что делать.

– Мунбим, как самочувствие сегодня? – интересуется доктор Эрнандес.

– Все нормально, – отвечаю я. – Я должна вам кое-что сказать.

Психиатр откидывается на спинку стула.

– Отлично, – говорит он. – Слушаю.

Я набираю побольше воздуха и признаюсь:

– Я заходила в Большой дом. – При этих словах мою грудь как будто стягивает обручем. – Во время пожара. Да, заходила.

– Ясно, – кивает доктор Эрнандес.

– Я сожалею, что обманула вас. Правда. Просто мне казалось… так надо.

– Можешь объяснить, почему у тебя возникло такое ощущение?

Качаю головой. Вообще-то я могла бы объяснить, и, подозреваю, он бы даже меня понял, но это уже неважно, а времени отняло бы слишком много.

– Ничего страшного. Это совершенно нормально. И что бы ни случилось в Большом доме – что бы ты там ни увидела, что бы ни сделала, – обещаю, тебе ничего не грозит.

В голове – впервые, кажется, за сто лет – взрывается голос отца Джона: «ГОРЕТЬ ТЕБЕ В АДУ! – завывает он. – ГОСПОДЬ ЗНАЕТ, ЧТО ТЫ СОТВОРИЛА, И КАРА ЕГО БУДЕТ СУРОВОЙ! ТЕБЯ ЖДЕТ ВЕЧНОСТЬ В ОЗЕРЕ ОГНЕННОМ И СЕРНОМ! ЕРЕТИЧКА! ШЛЮХА! УБИ…»

Я изо всех сил заглушаю его визгливые вопли. Голос умолкает, остается лишь мерзкое эхо выплюнутых слов. Есть вероятность, что он прав и Господь на самом деле знает, что я сделала. Но все остальные – вряд ли. Думаю, агент Карлайл что-то подозревает и в своих подозрениях недалек от истины, в то время как доктор Эрнандес, уверена, просто старается меня подбодрить. Как обычно.

– Дело не в том, грозит мне что-нибудь или нет, – поясняю я, хотя в действительности и в этом тоже, по крайней мере частично. – Тут замешано много всего, что не касается ни вас, ни агента Карлайла. Вот почему я не могу все вам рассказать.

– Ясно, – говорит доктор Эрнандес. – Тогда чего или кого это касается?

– Меня. Легиона Господня. Отца Джона.

Доктор пристально смотрит на меня. Прикидывает, говорю ли я правду или просто тяну время при помощи очередной лжи. Я выдерживаю его взгляд.