После России

— Нет ли у вас ощущения, что радио «Свобода» вот-вот «сыграет в ящик» и перестанет быть необходимым советскому слушателю?

— Теоретически я это допускаю. Но практически? Вот вы меня спросили о том, каким мне видится будущее России, и я категорически отказываюсь предлагать какие-то варианты. Мне как-то даже странно думать о них. Ясно одно, что в самом лучшем, в самом оптимальном варианте, если действительно Россия встанет на путь демократических, радикальных преобразований, экономического, социального, политического порядка, тут, по-моему, однозначно, даже, простите, по Нине Андреевой, это будет процесс чрезвычайно мучительный и длительный. Так что теоретически — да. я могу себе представить момент, когда радио «Свобода» перестанет быть нужным. Но в течение ближайших пятнадцати — двадцати лет очень трудно вообразить, что Россия достигнет, скажем, если говорить об органическом демократизме всех институтов, чешского уровня. Я действительно могу себе представить, что через пару лет чехословацкая редакция радио «Свободная Европа» станет нонсенсом. Но представить себе, что такое может случиться через пару лет с русской редакцией радио «Свобода», мне очень трудно. Так что у «Свободы» все впереди.

— А каким вам видится ваше личное будущее?

— Работа, семья.

— Вы были во многих странах мира, многое видели, многое успели. Что бы вам хотелось еще увидеть, перечувствовать как журналисту, как творческому человеку?

— Ну боже мой, мечты есть, но они неосуществимы. Честно говоря, пятнадцать лет назад со мной случилось вот что: я заболел Дальним Востоком, Японией, Кореей, я прочитал на всех доступных мне языках массу книг, информацию об этих странах. Я бывал в них как журналист, много писал об истории, быте, традициях Востока, но тогда уже понял, что поздно, жизни уже не хватит и серьезно изучить языки, и хотя бы поверхностно познать тысячелетние традиции и нравы труднодоступной цивилизации. Это исключено. Это абстрактная мечта. А я безумно этого хотел, была бы жизнь подольше, были бы мозги и физические силы, было бы все. как четверть века назад. Так что многое уже из области неосуществимых грез.

— Ну а поехать в Москву, в Россию — вы же не были там так много лет, с тех пор как покинули ее?

— Вы знаете, на эту тему со мной немало заговаривали. Между прочим, Илья Сергеевич Глазунов по телефону приглашал меня от имени Российской Академии художеств посетить Петербург и Москву. Академия оплатит расходы. Спасибо, конечно, но ехать я не могу. Существует закон, по которому я, невозвращенец, совершил преступление, и на этом основании въезд в страну мне заказан. Хотя я знаю, что многие в моей ситуации все-таки ездили. Дело не в этом, дело в том, что возвращение для меня вопрос принципа. Я считаю так: либо законы есть, либо законов нет. Это ваше дело — соблюдать их или закрывать на них глаза. Если закон дурацкий, меняйте его. да. впрочем, и об этом уже много писалось. Так вот, резюмирую: надо изменить закон, по которому такие, как я. считаемся преступниками.

А для себя считаю унизительным, даже если дали бы визу и обнадежили, что никто меня пальцем не тронет, да, считаю унизительным ехать на милость каких-то органов из доброго их расположения или каких-то таких там иных сиюминутных мотивов.

…Чтобы не было кривотолков: материал мой. в общем положительный, точнее, объективно-положительный. Ставлю все точки над «і». На радио «Свобода» я попал не как командированный советский журналист. Меня пригласили немного поработать. И приехал я в Мюнхен за свой счет. Поработал. Да так, что до сих пор спина болит. Работа на «Свободе» — это действительно ра-бо-та. Нету тебя ни нянь, ни посыльных, ни начальства. Все делаешь сам, от поиска и подачи материала до его «выброса» в эфир.