— В школе. Ну конечно, это было недостаточно. Практика уже здесь. Но мой муж говорит по-русски тоже. Что еще вас интересует?
— Ну, судьба очень тяжелая. Очень тяжелая.
— Была в прошлом году.
— Нет, это было не первый раз.
— В первый раз поехала в 1961 году.
— Тому, что я увидела, я ужаснулась.
— Я видела на вокзале военных людей о медалями, играют на гармошке и просят подаяние.
— Это меня удивило — победительница страна и на вокзалах нищие военные сидят.
— Поразили почти пустые базары, плохо одетые люди. С продовольствием было неважно. Бедная Россия…
Я слышала, как мужчина в очереди за картофелем сказал: «Я живу в первом поясе, в Вологде, у нас ни картошки, ни лука». Что это за пояса такие? Выходит, страна одна, а снабжается по-разному.
— Да.
— Семнадцать лет не было связи.
— Не знала.
— Мужа моей сестры посадили, отправили в Сибирь. У другой сестры муж за то, что он что-то там сказал про колхозы плохое, получил 25 лет.
— Боялась. Боялась, потому что в Австрии жила, в русской зоне. А в русской зоне могли в любое время забрать и отправить в Россию. Еду как-то в трамвае, и один полковник едет и спрашивает по-русски, его не понимают, я включилась перевести, и он на меня напал: а вы как здесь, а вы почему здесь? А где вы живете, а мы вас заберем…
— Это было… Уже у меня сын был, году в 1949-м. Я говорю, простите, у меня здесь муж, ребенок. Он говорит: «Мы вас и спрашивать не будем. Муж и ребенок пусть остаются здесь, а нам надо родину отстраивать». Ох как мы боялись! Мой муж запирал меня в квартире на ключ.
— Да. насильно. Но я бы хотела на родину, я только не знала куда. Живы ли мои родители или нет? Там эта местность, где мы жили, пять или шесть раз переходила туда-сюда, туда-сюда, фронт переходил, так что возможно, что они погибли, я думала: ну куда мне ехать? А потом эта женщина, уговорившая меня остаться. Сын ее через месяц приехал, такой был славный парень.
Мне выдавали анкеты, я их писала, боже, сколько там было вопросов. Но даже в прошлом году я заполняла три анкеты.
А сестру мою уж так мучают, когда она оформляет документы ко мне в гости. Не признают написанное от руки. А где же в России взять машинки? Они ведь у немногих…
— Ну знаете, после войны и здесь никто не жил так хорошо, но и никто не страдал, как в России. Никто. Мы имели карточки, и по карточкам каждый получал все, и никто не голодал.
— Мы обрадовались, что Сталина нет. И обрадовались, что Хрущев поначалу повел себя вполне демократично. А потом, когда увидели его выкрутасы, что он землю стал у крестьян отбирать, люди стали опять недовольны, и мы здесь уже хорошего от России не ожидали.
— А что я с детства видела на родине? Голод и холод. Сталин людям хорошего ничего не желал. Вы знаете о голодовке в 1933 году? Тухла Украина, люди умирали. Иду в школу, там лежит мертвый, там лежит мертвый, там лежит мертвый… Мне было тогда лет двенадцать. И я это видела и запомнила.
Мама говорит: иди на поле, собери колосьев. Была осень, шли дожди, колосья уже проросли, а она говорит: ничего, надо собирать и такие. И я пошла в поле с маленьким ведерочком, смотрю: человек на лошади — прямо на меня… Что такое? Председатель колхоза стал гонять меня по степи с кнутом, бил, пока я не бросила все и не побежала в деревню.