После третьего звонка

Таня встала, потерла глаза и, не глядя на Виктора, вяло поплелась к выходу. Точно так же полусонно и неосмысленно она побрела от станции к поселку. Крашенинников наблюдал за ней с нарастающими беспокойством и тревогой. Он совершенно не представлял, что делать, как вести себя в нехорошей и сложной ситуации, в которой оказался впервые. Может, все обойдется... А если нет? Кто его когда-нибудь учил, как нужно обращаться с девушками? Самые необходимые и элементарные знания у нас всегда по фигу. До всего приходилось доходить своим умом, а с мозговушкой у него, как известно, напряженка. Так дураком темным и помрет.

- Ты не знаешь случайно, - спросил Виктор, забирая Танину ладошку в свою, - как полностью звали Чука?

- Кого? - изумилась Таня и на мгновение остановилась.

- Чука. Ну, помнишь, повестушка у Гайдара: "Чук и Гек". Так вот Гек - это, наверное, Геннадий, а вот как Чук?

Таня недоуменно наморщилась, пытаясь отгадать непростую загадку. Виктор, очень довольный, вышагивал рядом и посматривал по сторонам. Пусть отвлечется, иначе будет без конца зацикливаться на одном и том же.

- Ничего не придумала? - справился он, выждав для порядка какое-то время. - Плохо, Сорокина! Вы очень неважно подготовились к экзамену.

- Откуда ты знаешь мою фамилию? - опять удивилась Таня.

- Подумаешь, бином Ньютона! - усмехнулся Крашенинников. - У Татки спросил. Как же нам быть с Чуком?

Таня засмеялась и развела руками.

- Тогда перейдем ко второму вопросу. Откуда эти строки: "Заплаканная осень, как вдова в одеждах черных, все сердца туманит..."?

- Ты здорово вырос в моих глазах! - с уважением сказала Таня.

- Как?! Еще?! Да что ты говоришь? Невероятно, Танюша! Больше просто некуда! - и Виктор в ужасе выразительно поднял руки над головой. - Смотри, какая оглобля!

Таня снова засмеялась.

- Но почему в черных одеждах? Осень ведь не черная...

Виктор искоса взглянул на нее.

- С этим не поспоришь. Очевидно, больше относится к вдове. Авторское восприятие. Не напрягайся. Возможны варианты, пожалуйста:

Скинуло кафтан зеленый лето,

Отсвистали жаворонки всласть!

Осень, в шубу желтую одета,

По лесам с метелкою прошлась.

Больше устраивает? Кедрин.

- Ну, Витя... - жалобно сказала Таня. - Ты окончательно подавил меня своей эрудицией. Это просто невежливо и некрасиво!

- Есть немного, - честно подтвердил Виктор. - Только не эрудицией, а памятью. Эрудиция здесь ни при чем. А мы уже пришли!

Виктор достал ключи. Дом показался ему каким-то родным и близким.

- Избушка, избушка, стань к лесу задом, ко мне передом, - пропел Виктор перед дверью. - Не мешало бы придумать пароль. Если вдруг я отлучусь ненадолго, что мне произносить для тебя, вернувшись? "Ваша мама" - банально, "почтальон Печкин" - тоже... Может быть, "скажите, как его зовут?" И ты скажешь. Если, конечно, не перепутаешь меня с каким-нибудь своим другим прихехешником.

И дернуло же его за язык! Таня вздрогнула, лицо у нее снова испуганно вытянулось, левый глаз закосил.

- Куда ты собираешься уходить? Я одна без тебя тут ни за что не останусь!

Пошло-поехало! Чурбан, сам виноват!

- Все, закончили! Отбой! - распорядился Виктор. - Я никуда уходить не собираюсь. Шутки у меня просто дурацкие. И песни тоже. Кто это написал: "Вы просите песен: их нет у меня!"?

- Ну, это я как раз знаю! - заявила Таня. - Ты слишком низко опустил планку.

- Значит, по новой поднимем на недосягаемую высоту, - Виктор стал разгружать сумку. - Мой лапки, а я буду вскрывать наши банки и резать сыр.

- А твои лапки в мытье не нуждаются? - Таня села поближе к включенной батарее, не раздеваясь и сжавшись в комочек, пытаясь побыстрее согреться.

- Стерильные от рождения, - Виктор опустился на пол возле нее и начал растирать ее пальцы. - Ну, что с тобой? Ты вся дрожишь... Ни леса не хочешь, ни красоты, ни гулянья... А ведь дождя как раз нет...

- Потом, - тихо отозвалась Таня и вновь опустила голову ему на плечо. - Ты сделай все без меня, ладно? Очень хочется есть...

Она долго не могла наесться и вместе с Виктором напилась, наверное, впервые в жизни. Он посмеивался, скрывая тревогу и замечая с несмелой просыпающейся надеждой, как Таня потихоньку розовеет, снимает с себя теплую кофточку, начинает улыбаться.... А желтые глаза затягиваются туманной поволокой легкой одури и беспамятства.

- Да ты, родная, оказывается, пить здорова! По-моему, тебе достаточно. Давай на сегодня завязывать, - сказал, наконец, Виктор, наклонившись к ней. - Женский алкоголизм - страшная штука! И неизлечимая, заметь.

- Ну надо же, сколько ты знаешь... - протянула Таня. - С виду и не скажешь.