На улице по сравнению с морозной ночью значительно потеплело и снова пошел снег. Крупными мягкими хлопьями он падал на лисий мех воротника её пальто. На черный драп шинели снег тоже падал, но смотрелся совершенно иначе — обреченно, что ли. В то время, как белые хлопья на темных, почти черных волосах императрицы внушали надежду.
— Самыми первыми всегда зацветают императорские горные сливы, — говорила она тихо, когда проходили через очередной парк. — Еще сугробы не растаяли, а они уже в цвету. Во-от те небольшие деревья со словно покрученными ветками? Это они. Черные стволы, красные цветы и белый снег. Вы такое только на открытках видели.
И указала в нужном направлении. Перчаток она отчего-то не надела, головного убора тем более — ни шали, ни шапочки.
— Вы не замерзнете?
— Я привычная, не стоит беспокоиться.
Что правда то правда, бледные щеки государыни порозовели, а губ то и дело касалась легкая, счастливая улыбка.
— Ах, вы не представляете, как прекрасно оказаться на свежем морозном воздухе после нескольких месяцев проведенных взаперти!
Капитан Яно организовал им настоящий конвой. Четверо солдат шли впереди, трое сзади и он лично в качестве замыкающего. Кай понимал что это лишь мера безопасности, но всё равно паранойя особиста его раздражала. Дворцовый комплекс и так был совершенно пуст, словно древнее кладбище. Такое же ломкое безмолвие, белизна и какой-то неживой покой. Молчали даже вездесущие сороки.
На своем пути они не встретили ни единого человека и тут, надо думать, тоже была заслуга капитана Яно. Он неожиданно расстарался для императрицы: черепичная крыша храма и ступени лестницы были тщательно очищены от снега, внутренняя галерея и зал проветрены и вымыты, причем даже с хлоркой.
— А это еще зачем? — спросил Кай.
— Для дезинфекции, — буркнул особист.
— Спасибо, офицер Яно, — ответствовала императрица. — Вы сделали
— Приступайте уже к своему ритуалу, Ваше величество, но двери я оставлю открытыми.
— Как пожелаете. Это не имеет значения.
Химара не заставила себя упрашивать, сняла ботинки за порогом и ступила на ледяные полы ногами в надетых поверх чулок вязаных носках. Кай едва удержался от глупого смешка. Обычные люди никогда не видят власть имущих в домашних тапочках, с бигудями или, например, в тех же шерстяных носках, словно они и спать ложатся в своих коронах и туфлях на высоких каблуках.
Внутри храмовый зал казался вдвое больше, чем выглядел снаружи. Наверное за счет темного дерева потолков и пола, и пустого пространства, где в полумраке не различить стен. Если бы Кай не знал точно, что эти стены есть и вокруг них стоит охрана, то подумал бы, что женщина сейчас просто растворится в темноте.
— Вы перестарались с хлоркой. Она еще чего доброго угорит, — попенял Маэда присевшему на корточки возле стены особисту.
— Дверь открыта, всё быстро выветрится. Ну, или принюхается. Не хотите рядышком посидеть? Помолчать о сокровенном? Вы так мило беседовали по дороге.
— А мне надо было колоть её в спину штыком?
Яно сам догадался, что перегнул палку с издевательским тоном.
— Ладно, Кай, не обижайтесь, пожалуйста. Просто, достала меня эта тетка до самых печенок. А вам она, похоже, нравится. Вот мне и странно.
— Опять похабные намеки? Рэн, не ведите себя как соседская сплетница, вы же мужчина.
— Вы тоже мужчина, а она — женщина, — не унимался особист. — По-своему очень даже ничего такая дамочка. Фигура у неё, по крайней мере, хорошая.
Он регулярно заводил подобные разговоры и сильно напоминал Маэде его одноклассников, для которых в определенном возрасте девочки были одновременно и недосягаемой тайной, и объектом презрения. Стоило кому-то заподозрить сотоварища в нежных чувствах к обладательнице косичек, как начинались подначки, и длились они до тех пор, пока жертва не начинала ненавидеть предмет «страсти». В 12 лет это нормально. Наверное.
— Рэн, вы любите снег? — спросил Кай. — Когда идет снег, в смысле? Вот как сейчас, например.
Широкие двери в храм были распахнут настежь и, наверное, только совершенно бесчувственный человек не залюбовался бы видом на запорошенные деревья, серое небо и силуэт мостика чуть поодаль.
— Пожалуй, люблю.
— Я тоже. И к императрице отношусь так же. Как к явлению природы, которое завораживает при долгом созерцании. Как другие люди любят цветение садов или журчание ручья.
— Бог ты мой, как поэтично! — всплеснул руками Яно. — Это в вас говорит филолог?
— Может быть. Но иначе я не смогу объяснить.
— Хм… Она настолько велика и прекрасна? Вот эта хитрая ушлая бабенка, которая десять лет вертела этой страной как хотела и довела её до завоевания? — взвился на миг особист, и строго-престрого уточнил. — Вы уверены, что всё еще защищаете интересы Родины?