Она стояла, ошеломленно глядя на красивую женщину в белом шелковом платье, которая лежала внутри своего ледяного гроба с закрытыми глазами и безмятежным выражением лица – так, словно ждала поцелуя. В отличие от других, тронутых тленом, мертвецов, у этой женщины была гладкая нежная кожа, полные губы и прекрасные блестящие золотистые волосы. Женщина казалась живой, однако бледность губ и восковой оттенок кожи говорили о том, что она не просто умерла, но и была забальзамирована перед тем, как ее положили в ледяную могилу.
– Кто это? – спросила Агата.
Софи не ответила.
У них за спиной один за другим начали утихать голоса Садера.
– Софи, у нас нет времени сидеть и любоваться какой-то мертвой женщиной. Да, она красивая, конечно, и чем-то даже на тебя похо…
«О нет!» – Агата оборвала себя на полуслове.
– Это… Это
– Да, это моя мать, – ровным, ничего не выражающим голосом ответила Софи. – Все это время ее тело было здесь, в лесах. Это значит, могила в Уголке Мертвых настоящая. А оттуда кто-то просто перенес ее тело сюда.
– Но это же невозможно! – воскликнула Агата перед тем, как еще раз взглянуть на Ванессу и вновь удивиться, до чего похожи друг на друга мать и дочь. – Или…
– Есть только один способ узнать это, – хрипло ответила Софи, указывая взглядом на покрытую выпуклыми точками табличку. – Вот что может дать ответ на вопрос, почему моей матери поставлен памятник в Уголке Мертвых. И почему ее тело находится здесь, в этой тюрьме. А может быть, узнаем и то, каким образом оказались связанными и наши с тобой судьбы.
Агата задержала дыхание, следя за тем, как Софи поднимает руку и проводит дрожащими пальцами по точкам на пластинке.
Из пластинки вылетело облачко серебристого дыма, из которого вновь соткалась миниатюрная копия профессора Садера. Только на этот раз он не улыбался, а с серьезным лицом пристально смотрел прямо перед собой невидящими карими глазами, взгляд которых умел проникать в прошлое и будущее.
– У нас мало времени, девочки, – сказала голограмма. – Если вы видите эту запись, значит, мое предсказание сбылось и вы приближаетесь к завершению своей сказки.
– Но, профессор Садер… – покраснела Агата. – А что случилось с…
– Мертвые пророки не могут отвечать на вопросы, Агата, но я знал, что ты задашь вопрос. А теперь прошу вас обеих больше не прерывать меня и молча дослушать эту запись до самого конца. У вас не осталось ни одной лишней минуты.
Агата и Софи переглянулись.
«Это означает, что все будет хорошо, – подумала Агата, чувствуя, как у нее на лбу выступил пот. – Садер видел будущее… он знал, что мы останемся живы…»
– Я не знаю, чем закончится ваша сказка, – напрямую заявил Садер, и Агата застыла в напряженном ожидании. – Мне известно лишь, что вы с Софи появитесь здесь, чтобы меня выслушать. Что с вами будет дальше, я не знаю. Останетесь вы живы или умрете, подругами будете или врагами, найдет ли каждая из вас свое «долго и счастливо»? Это мне неизвестно.
Агата вновь начала терять надежду на благополучный конец всей этой истории.
– Однако я уверен: вы не сможете закончить свою сказку, если не будете знать, как она начиналась, – продолжил Садер, или, точнее, его призрак. – А началась ваша сказка задолго до того, как вы попали в школу Добра и Зла. Видите ли, каждая старая история рождает цепь событий, из которых вырастают новые истории. Таким образом, корни каждой новой истории следует искать в истории старой. Особенно это верно в вашем случае.
Призрак выудил откуда-то сборник сказок – толстенный, старый – и подплыл по воздуху ближе к девушкам.
Обложка у книги была темно-вишневой, в точности такого же цвета, как
Софи тоже прочитала название сказки – это Агата поняла по тому, как напряглась, потянулась к книге ее подруга.
– Так она
Садер открыл книгу на самой первой странице, и в воздух поднялось облачко пыли, густым слоем покрывавшей едва проглядывающий сквозь нее рисунок. Честно говоря, ничего интересного на этом рисунке не было – так, ничем не примечательный домик, и больше ничего.
– Теперь настало время войти внутрь, – сказал голос Садера.
Агата и Софи продолжали озадаченно смотреть на домик.
– Признаюсь честно, мне никогда не нравились заклинания моей сестры Эвелин, кроме, пожалуй, одного, – усмехнулось изображение профессора Садера. – Того заклинания, которое позволяет перенестись в сказку и оказаться внутри повествования.