Она понимала, что никогда по-настоящему не любила Рафала, как бы ни обманывала себя, как бы ни убеждала себя в обратном. Она его не любила, нет, просто использовала, пытаясь залечить свои душевные раны… Собственно говоря, точно так же использовал ее и он сам. К счастью, теперь это наваждение кончилось и Рафал исчез навсегда, как и его кольцо, без которого ее палец казался таким… голым, если можно так сказать о пальце.
Софи пригрелась на вновь выглянувшем солнышке и, наверное, слегка задремала, потому что ей вдруг привиделись красивые, уходящие высоко в небо бело-голубые шпили с развевающимися красно-оранжевыми флагами…
Она увидела засыпанную белой мраморной крошкой тропинку, ведущую в королевство… приветливо раскрытые створки высоких серебряных ворот, за которыми, рука в руке, с улыбкой ожидали ее Агата и Тедрос.
– Софи?
Она неохотно разлепила глаза.
– Скоро начало, – сказал Хорт.
Он стоял у входной двери на крышу, элегантная черная мантия – форма школы Зла, отлично подчеркивала его стройную фигуру.
Еще одну, точно такую же, мантию Хорт держал в руке.
– Как, это мне?! – ахнула Софи. – В самом деле?
– В самом деле, – кивнул Хорт.
Прощание с Золушкой и леди Лессо проходило в саду тюльпанов, в Синем лесу, который уже начинал оживать.
Все никогдашники, завернувшись в черные мантии, расселись слева от гробов на расставленные в траве стульях. Всегдашники расселись справа. Девочки-всегдашницы были в своих обычных розовых сарафанах, мальчики – в темно-синих костюмах, небесно-голубых рубашках и завязанных тугим узлом узких галстуках. У многих учеников на лицах алели царапины, у некоторых были перевязаны или даже загипсованы руки и ноги. Девочки украдкой бросали на этих мальчиков восхищенные взгляды, а сами счастливые обладатели бинтов и гипса оглядывались по сторонам с плохо скрываемой гордостью. Следует заметить, что в этот раз между всегдашниками и никогдашниками не было обычного обмена колкостями, презрительных взглядов, злобных выкриков. И те, и другие были благодарны друг другу за то, что пришли на эту печальную церемонию.
Собрались здесь и старые сказочные герои – умытые, отдохнувшие, переодевшиеся в чистые костюмы, отыскавшиеся для них в кладовках. Отсутствовал лишь Ланселот, он ни одной лишней минуты не желал оставаться вдали от своей Гвиневры и потому потихоньку скрылся из школы прямо посреди ночи, когда все спали.
Все ожидали, что руководить церемонией прощания будет Мерлин, но старый волшебник вышел на установленную перед двумя гробами кафедру только для того, чтобы сказать несколько вступительных слов и пригласить на нее профессора Доуви.
Кларисса Доуви взошла на кафедру в привычном светло-зеленом «деканском» платье и обвела собравшихся взглядом своих карих, с покрасневшими белками, глаз.
– О бедной Золушке написано столько книг, что ее имя останется в сказочной истории навечно, – начала она. – О леди Лессо этого не скажешь, ее имя не будет передаваться от читателя к читателю, из поколения в поколение. И я думаю, Леонора Лессо была бы этому только рада, потому что всю свою жизнь посвятила лишь одной цели. Она хотела найти и понять истинный смысл Зла. И она действительно отыскала тот единственный путь, который позволил выжить и уцелеть нашей школе. Она, декан школы Зла, доказала, что Добро не главный враг Зла, а его непредвиденный друг и товарищ.
Кларисса Доуви продолжала говорить еще некоторое время, однако в памяти учеников обеих школ остались именно эти слова. Когда же декан Добра закончила свою речь, все они один за другим потянулись цепочкой, проходя мимо гробов, прикасаясь к ним и тихо произнося слова прощания.
После того как нимфы унесли гробы из Синего леса на кладбище, где они будут похоронены по всем правилам под присмотром нового Кладбищенского Смотрителя, все остальные направились на поляну синих тыкв, где для них был подан чай и все, что к нему полагается. Рина и Миллисент играли что-то печальное на флейтах, Беатрис пела классические арии, которые никто не слушал, а шляпа Мерлина тем временем деловито и безостановочно извлекала из своих бездонных глубин сладкие пирожки, посыпанные кокосовой стружкой пирожные, миндальное печенье и ванильные булочки в сахарной пудре. Ученики пили чай, ели, и постепенно их мрачные лица светлели, на них появлялись улыбки, начинались разговоры – одним словом, жизнь брала свое, входила в обычную колею.
Укрывшись за большой синей тыквой, Эстер, Дот и Ана-диль наблюдали за дружно шагавшей рука об руку троицей – Софи в черном, Агатой в розовом и Тедросом в голубом.
– Странное дело, мне их будет не хватать, – сказала Анадиль, гладя по головкам выглядывавших у нее из кармана крыс. – Даже этого принца придурочного.
– Зато, как только Софи уедет, Эстер сможет наконец стать старостой класса, – заметила Дот, украшая замысловатыми шоколадными завитушками утащенную со стола булочку.
– Так-то оно так, – грустно откликнулась Эстер, – да только класс без нее будет уже не тот. Она, что ни говори, была самой крутой ведьмой из нас.