Последнее слово Ковена

Опершись на узенькое плечико Нисы, как на костыль, Аньезе поковыляла с нею по тропинке прочь из леса, а потом обходной дорогой вдоль заросшей околицы к брошенному на отшибе сараю. По счастью, в этот час село пустовало, все свободные души ушли на поля, и скрыться от ненужных глаз было проще. Внутри сарай ничем не походил на злое место, и, если не думать о том, что недавно здесь кто-то по своей воле отдал душу Свету, можно было даже сладко уснуть.

— Я тебе соломки приволочу! — ворковала девочка, устраивая Аньезе в самом темном углу. — И хлебушка краюху! Будешь хлебушек? Ой! Кролика тебе надо! Жирного кролика, еще живого!

— М-можно и хлеба… я ем хлеб… все ем… и лучше не живое…

Девочка закивала.

— Хорошо! Хорошо! Я бегом! — она подскочила к двери, а потом вдруг обернулась: — А зовут тебя как, оборотница?

— Я… Мильна… Мильна из… не важно.

Ниса подпрыгнула и захлопала в ладоши.

— Мильна! Мильна Буревестница, как в сказке?! Мильна и ее…

— Ниска! — вдруг послышалось издалека. — Ниска, мелкая пакость! А ну за работу!

— Ох… — малявка прижала ладошки ко рту. — Мне надо идти… Я приду! Приду потом, после вечернего кушанья! Приду! А ты отдыхай, бедная, отдыхай!

***

Ниса не солгала. Она пришла поздним вечером с краюхой хлеба, сыром и кружкой молока. Пока Аньезе обессиленно жевала, девочка приволокла в сарай пук сена и даже застелила его холстиной. Потом еще несколько толстых мясистых листьев какого-то незнакомого Аньезе растения. Приложила их к ее больной ноге и наказала не снимать.

— Папка, когда спину растянет, мамка ему прикладывает, надо так. Помогает. Лежи, лежи, моя милая, — приговаривала Ниса, гладя ее по спутанным волосам. — Завтречка принесу гребешок мамкин, причешу тебя! Будешь, как принцесса!

Маленькая егоза заботилась о ней все эти дни. Прибегала так часто, как могла, приносила еду и питье, болтала без умолку о всякой чуши. Сестры не приходили ночью, не являлись днем, то ли не выследили еще, то ли притаились, чтобы выждать и укусить побольнее. Аньезе было страшно за девочку, за очередное бедное село, но страшнее всего было за себя. Нужно поскорее встать на ногу, поскорее уйти отсюда, добраться до обители… но нога только пухла сильнее, краснела и кусалась болью, стоило Аньезе попытаться встать.

— Расскажи! — донимала ее двукосая егоза. — Расскажи, как это — оборотницей быть? Ходить в мягкой шубке? Сырую кровь пить? А как луна? А серебрушки? А страшно с другими зверями встречаться? Расскажи!

Аньезе не знала, каково быть оборотнем, она и полноправной ведьмой Ковена не успела стать. Но девочка ждала ответа, от нетерпения вся взвинченная, как арлекин из музыкальной шкатулки.

— Я не пью сырую кровь, — призналась Аньезе. — И в шубку не оборачиваюсь. Я… не такой оборотень, как в сказках…

— Тю! Как так без шубки? Волчья шубка должна быть! Или лисья! Или медвежья! Может, ты молодая еще? Не научилась? Может, тебе крови принести? Вон глаза какие голодные…

Аньезе замотала головой, невольно улыбаясь — до чего смешная крошка.

— Лучше сыра и хлеба. И молока. Человеческой еды.

— Странная оборотница… а что ты тогда умеешь?

Бежать и бояться, бояться и бежать… а еще нести за собою беды.

— Это секрет, — Аньезе улыбнулась. — Секрет стаи.

Так прошло еще несколько дней. Маленькая егоза так часто забегала в гнилой сарай, что «оборотница» стала всерьез волноваться, как бы малявка не привлекла к ней ненужное внимание. Они много разговаривали, Аньезе учила девочку чертить буквы палкой на песке и немного читать. Ниса все схватывала налету, но, конечно, больше всего хотела научиться оборотничеству. Бегать по лесу, дружить со зверями, болтать с луной и быть свободной. От мамкиных наказов, от папкиных тумаков, от всякой скучной и тяжелой работы в деревне. Аньезе слушала глупышку с умилением, не торопясь развеивать ее заблуждения. Ковен — это совсем не свобода. Ковен — это терновая клетка в черном сердце Сокрытого.

А потом двукосая беда принесла ей дурную весть.

— В деревню святой человек пришел, — шептала она очень тихим от страха голосом. — Он тебя ищет, Мильна… Мильна из Бруга… Я ничего не сказала! Ни словечка! Тихо-тихо, как мышка, была… Он скоро уйдет, точно-точно… Ты не бойся!

Но Аньезе уже проглотила собственное сердце, угодившее прямо в желудочные соки. Отец Лелех ищет ее. Значит, все пропало. Быть может, стоит сдаться? Но попадет ли она в обитель, или священник решит казнить злобную ведьму прямо в деревне? Он приложит к ней свой жреческий амулет, увидит, как кожа вспыхивает и чернеет, и все поймет. Может, ей удастся убедить старика помочь? А что если Ковен следовал за ним?!

Страх выгнал сон из ее ночей. Аньезе снова пыталась встать, но с ногой все еще было дурно. Бежать… надо бежать, но бежать не получится. Ковылять разве что, но как далеко она проковыляет по лесу? До следующей волчьей ямы? Может, схорониться где-то еще, поглубже, подальше?