Последнее слово Ковена

— Не бойся, не бойся! Я ему сказала, что никакой Мильны тут нет. Сказочки все это. На смех его подняла, дурака! По башке от мамки получила, но и ладно… он скоро уйдет, знаю-знаю! Точно-точно!

Хотелось верить малютке. Очень хотелось. Но однажды вечером дверь сарая скрипнула в неурочный час и на пороге была не Ниса. Аньезе даже обрадовалась… можно больше не тревожиться. Страшное уже случилось.

Отец Лелех долго смотрел на нее без слов и движений. Потом вздохнул, закрыл хлипкую дверь сарая и подошел ближе. Посмотрел на ее перемотанную подгнивающей травой ногу.

— Оступилась, дитя?

Аньезе слабо улыбнулась.

— Много раз, отче.

Священник тяжело опустился перед ней на колено, осторожно заглянул под перевязку.

— Может статься, бегать будешь не скоро.

— Я больше не хочу, — Аньезе всхлипнула, потянула к священнику дрожащую руку. Ей мерещился Свет в его глазах, Свет и отпущение. — Так устала… ужасно устала, отче…

Святой муж глядел на нее с жалостью, горькой и мрачной жалостью, как глядит палач, не желающий выносить приговор.

— Были знаки… Стоило мне раньше понять… Слухи из столицы поздно нагнали.

— Слухи?..

— Семейство де Трелле. Вырезали под корень. От главы до меньших сыновей. Только старшую дочку не нашли.

Аньезе замотала головой. Нет. Нет-нет-нет. Она не хотела вспоминать. Не хотела. Не хотела думать о том, что сотворил Ковен. Проклятый Ковен. Белые лилии в красных отметинах жатвы. Незрячие глаза матушки. Оскверненная Святая книга распахнута на ее груди. Хрипы отца. Ковен не щадил. Ковен жаждал крови. Это все Ковен!

— Сестры! — взвыла Аньезе, хватаясь за голову. — Это сестры!

— Какие еще сестры? Не было у тебя сестер, дитя. Отец, мать, двое меньших братьев. Никаких сестер.

— Ковен, старый ты дурак! — Она горько рассмеялась — ничего он не понимает! А ведь святой муж! Должен чуять след Отца Ночи, должен… — Черный Ковен! Слуги Сокрытого! Они хотят меня с самого детства… Хотят забрать… я пыталась бороться, но Ковен…

Отец Лелех помотал головой.

— Не понимаю.

— Скоро поймешь! — Слезы заволокли глаза, но Аньезе видела шевеление в тенях. Чувствовала. Ковен нагнал ее, вместе со стариком. Ковен здесь. — Сейчас они выйдут, и ты увидишь… Лучше бы тебе бежать, отче! Беги, пожалуйста… Ковен не щадит, но мне никто не верит…

— А-а-а, — священник поглядел на нее как-то странно, — теперь понимаю…

— Понимает…

— Смотрите какой…

— Сладко пахнет святая кровь…

— Сладко пахнет лысая макушка…

— Возьмем его с собой?

Сестры вышли из теней, их терновые кости хрустели от каждого движения, их вуали дрожали от голодных судорожных вздохов. Аньезе горько всхлипнула, взглядом прощаясь с отцом:

— Сестры здесь, отец. Они пришли и заберут вас. Я ничего не могу сделать…

— Здесь никого нет, Аньезе. Только мы с тобой. И твое безумие, бедное дитя.

— Безумие!

— Безумие…

— Он гневит Сокрытого…

— Безумие — это Свет и его молитвы!

— Давай, сестра, — тихий голос Жницы лизнул ее с обратной стороны черепа, — расправься с ним. Отдай последнюю жертву Сокрытому, и станешь его женою…

Аньезе мотнула головой.

— Я не буду этого делать… не буду… делайте сами…

— Нет, сестра. Это твоя жертва. Твоя добыча. Он так близко… качнись вперед и сомкни зубы на его дряхлой шее!

— Сомкни! — вторили сестры. — Сомкни!

— Накинься на него! Задуши!

— Задуши! Задуши!

— Выдави глаза, забей кулаками!

— Ковен сказал свое слово…

— Ковен сказал.

Аньезе без остановки плакала. Отче с жалостью смотрел на нее, а потом, тяжело опершись на колено, поднялся.

— Я заберу тебя, бедное дитя. Верну в столицу. Суд решит твою судьбу.

— Нет… Вы не понимаете, отец, Ковен только того и ждет… чем больше крови… а в столице… там много людей… нам нельзя… лучше обитель, там меня очистят…

— Ты отправила к Свету всю свою семью. Никакие молитвы не снимут этот грех и не исцелят тебя от безумия. Чего бы не говорили бездумные фанатики, да простит меня Принесший.

— Это не я! Это Ковен! Ковен! Сестры!

— Я заберу тебя в столицу. Суд решит, — повторил отче, и вдруг сарай прорезал звонкий детский крик:

— Нет!

Три острых кованых зубца, походившие на черные когти сестер, выскочили из груди отца Лелеха. Он так и застыл с печатью жалости в распахнутых глазах, пока не закашлялся кровью и не повалился к ногам Аньезе. Из спины старика торчал черенок вил, Ниса судорожно сжимала на деревяшке маленькие покрасневшие пальцы. Грудка вздымалась от частых вздохов, взгляд беспорядочно прыгал от тела священника на Аньезе и обратно.

— Сладко-сладко пахнет святая кровь…

— Святая кровь…

— Пируем, сестры, пируем…