Последняя афера

Размышляя о грядущей жизни и о том, чем бы он хотел заниматься, Анвар бродил по коридорам больницы, шаркая подошвой сланцев о кафельную плитку. Он дошёл до зала отдыха, где почти никого не было. Два молодых парня играли в пинг-понг, ближе к окну, рядом с молчавшим телевизором четверо мужчин пожилого возраста играли в домино. Он доброжелательно окинул взором происходящее и зашагал дальше, направившись в уборную. Зайдя вовнутрь и остановившись напротив умывальника, Анвар посмотрел в висящее над краном овальное зеркало. Оттуда, в отражении, с первобытным любопытством на Анвара глазел седовласый мужчина средних лет. В его мутноватых, словно покрытых матовой пеленой, серых глазах наблюдалась необычайная глубина, темная и таинственная, как дно Марианского жёлоба. Морщины на его лице узором переплетались с бледными шрамами, образуя паутину прожитых лет. От горизонтальной линии шрама, нарисованной на горбинке, нос его уходил чуть вправо. Мужественный подбородок мужчины вместе с впалыми щеками были покрыты едва видимой серой щетиной. Анвар вспомнил этого человека. Когда-то давно, ещё до аварии, когда все было по-другому, он уже виделся с ним. Точно также, таким же холодным взглядом, как и сейчас, десять лет назад этот мужчина смотрел на Анвара из зеркала офисного лифта. Этот же мужчина смотрел на него и из отражения стекла дверей вагона, и из отражения стекла задней двери автомобиля, проезжавшего рядом. В лице этого несчастного человека Анвар, неожиданно, узнал себя. Каждый сантиметр шрамов, вьющихся на его лице, Анвар почувствовал собственной кожей. Он испытал ноющую боль тех швов, уродовавших его глаза, испытал всю боль, что хранил его взгляд, взгляд, который принадлежал тому самому человеку, чьё отражение в витрине кафе “У юта» прикладывало ладонь к стеклу. Взгляд, отражение которого, он ловил на себе тогда и ловит на себе сейчас, в эту секунду. Взгляд, который принадлежал ему самому. Картины его прошлой жизни, спрятанные тёмной мглой, одна за другой, внезапно начали врезаться в голову тяжелыми ударами. Анвар вспомнил своё детство, вспомнил лица родителей и как они улыбались ему. Вспомнил перемены в школе, девочку Асю, сидящую с ним за одной партой. Он вспомнил, как они с родителями переехали в другой город и как в первый же день его избили дворовые хулиганы. Вспомнил, как с друзьями играли в снежки зимой, как лепили снеговиков и прятались от собаки соседского мальчика. Все эти фрагменты всплывали перед ним настолько отчетливо, словно события происходили в настоящий момент прямо у него на глазах. Он вспомнил университет, вспомнил, как подрабатывал на автомойке, как однажды поцарапал чёрный Бентли, а затем ловко спихнул все на своего сменщика. Вспомнил, как познакомился с Иваном, учившимся тогда на пятом курсе юридического факультета, как они напивались в местном баре, как пытались заработать на всём, что попадалось под руку. Он вспомнил их первую аферу, вспомнил, как это было отвратно и мерзко – обманом тащить девушку в постель ради наживы, вспомнил ехидное лицо Вани, пересчитывавшего первый гонорар. Он вспомнил все и всех, он вспомнил всю свою жизнь, все свои подлые поступки и грехи. «Боже, что я натворил!» – прошептал он, вдруг вспомнив имя их последней жертвы. «Нет. Нет. Нет, этого не может быть!» – зеркальное отражение мужчины испуганно вздрогнуло. Острая боль сталью сдавила виски, в глазах задвоилось. Едва держась на ногах, Анвар наклонился к раковине, чтобы умыть лицо. Ни отмыть совесть, ни излечить раны, ни даже привести его в чувства, вода оказалась неспособна. Анвар вновь посмотрел на седовласого в зеркале: зрачки его бешено бегали по сторонам, рот его быстро глотал воздух. «Почему?» – спросил он у собственного отражения, но то не ответило. В суетящихся глазах чудовища, стоявшего напротив, Анвар пытался найти ответ на свой вопрос, но находил лишь страх. Страх перед самим собой, страх перед обречённостью делить свою душу с грехами собственного прошлого, делить своё тело с тем, кто не испытывал этого страха, с тем, кто совершил все это. Глядя в лицо напуганного чудовища, Анвар пытался понять, что подвигло его на эти проступки, что заставило его пасть столь низко и чья в этом вина. Кого винить в том, что душа его сгнила задолго до того, как он узнал о её существовании? Есть ли он то самое чудовище, если склонен считать чудовищными проступки своего прошлого? Имеет ли он право оправдывать себя тем, что изменился? Подобно тому, как тонущий бултыхается в воде, хватаясь за воздух, Анвар бултыхался в своих воспоминаниях, пытаясь ухватиться за истину, но вместо истинны попадались лишь очередные проявления алчности, лжи и предательства. Его поступкам не было оправданий, не было никакого логического объяснения его поведению, нельзя было обвинить родителей или общество, правительство или школьных учителей в том, что он был именно таким. Такова была его сущность, таковым он был сам.