Сохранились ее письма к родным. В первом, в январе 1915 г. она сообщала: «…Беспокоиться обо мне нечего. Я — вне опасности. Наш полковой околоток, где я сейчас несу обязанности, находится всегда за линией огня… К солдатскому костюму и коротким волосам я уже привыкла… Доехала благополучно. Немного переволновалась. Принял меня командир полка очень хорошо. «Коль есть охота, так, пожалуйста, работайте». Доктор доволен моей работой и теперь настаивает, чтобы я ехала учиться после войны в медицинский институт…»
Из письма в феврале «…Несу обязанности фельдшера… Обед здесь и солдатский очень вкусный. О тепле — располагаемся в крестьянских избушках. О переходах. Умею и люблю много ходить… Вернусь к вам здоровая и удовлетворенная. Ведь как приятно сознавать, что в этом большом деле приносишь пользу. Опасность далеко от меня, ее нет…» В марте писала: «Причины моего поступления в армию. Вот вам фраза солдатика: «Мы на нашу сестрицу надеемся, дай Бог ей здоровья, чтобы она с нами была». А почему? Потому, что здесь нужны руки, что здесь нужна скорая помощь. О ласке сестры. Думаете, что здесь она не необходима? Еще как!..»
Родители тревожились, уговаривали ее вернуться. Она раз за разом отвечала: «Господи, как хотелось бы, чтобы вы поуспокоились. Да пора бы уже. Вы должны радоваться, если любите меня, что мне удалось устроиться и работать там, где я хотела… Но ведь не для шутки это я сделала и не для собственного удовольствия, а для того, чтобы помочь. Да дайте же мне быть истинной сестрой милосердия. Дайте мне делать то, что хорошо, и что нужно делать. Думайте, как хотите, но даю вам честное слово, что многое-многое отдала бы для того, чтобы облегчить страдания тех, которые проливают кровь. Но вы не беспокойтесь: наш перевязочный пункт не подвергается обстрелу…». «Мои хорошие, не беспокойтесь ради Бога… Жизнь вообще коротка, и надо прожить ее как можно полнее и лучше. Помоги, Господи! Молитесь за Россию и человечество…»
Она лишь успокаивала отца и мать, что опасности нет. На самом деле, Римма всегда была в гуще сражения, под огнем выносила раненых. Когда разгромленная 3-я армия отступала с Карпат, она возглавила группу солдат и командовала ими в бою. Удостоилась солдатского Георгия IV степени и двух Георгиевских медалей, а такие награды давали только за воинские подвиги. Самурцы в девушке души в ней не чаяли, считали ее своим живым талисманом. В июле 1915 г. она поехала домой, тяжело заболел отец. Солдаты и офицеры на прощание писали трогательные благодарственные адреса. Кстати, за командира батальона адрес подписал
С нового места службы она писала: «Мои хорошие, милые мамуся и папка! Здесь хорошо мне. Люди здесь очень хорошие. Ко мне все относятся приветливо…» Оренбургцы ее тоже полюбили, называли «святой Риммой». 21 сентября она сообщала от себя и брата: «Чувствуем себя хорошо! Сейчас спокойно. Не беспокойтесь, мои родные». А на следующий день, 22 сентября, в ходе контрудара 31-го корпуса Оренбургский полк пошел в атаку у с. Доброславки (севернее Пинска). В 10-й роте были убиты оба офицера, солдаты смешались, стали отходить. Римма, перевязывавшая раненых, поднялась и крикнула: «Вперед! За мной!» Собрала вокруг себя бойцов и повела на немцев. Солдаты воодушевились, ринулись за девушкой, сломили и погнали врага. Но Римма была ранена в бедро — разрывной пулей, жутко раздробившей кости и разорвавшей мышцы. Ее вынесли с поля боя. Она очень мучилась и знала, что умирает. Перекрестила обступивших ее рыдающих солдат. Последнее, что прошептала: «Боже, спаси Россию…»
Ей был 21 год. Указом царя Римма Иванова была посмертно награждена офицерским орденом Св. Георгия IV степени. Она стала единственной женщиной, удостоенная такой награды. Ее прах перевезли в Ставрополь, хоронил весь город — возле Андреевского храма, где погребали местных героев. В советское время на этом месте построили общественный туалет.
44. Луцк и Рига