Последняя из древних

Дочь развела его ладони и засунула себе под мышки. Лучший способ согреть руки, а ее подмышки особенно хорошо для этого подходили. Ее широкая грудная клетка была отличным местом приземления, и в каждую выемку под мышками могла поместиться крупная ладонь. Густая щетка волос обеспечивала теплоизоляцию. Сын сразу почувствовал благодарность. Он закрыл глаза и положил голову ей на плечо, их колени соприкасались, его руки согревались. Бывало, что и он делал для нее то же самое. Пока она согревала его, он вдыхал ее запах, и это напомнило ему обо всех других случаях, когда она помогала ему. Не убирая головы с ее плеча, он открыл глаза. Она сидела на корточках, и мягкая бледная кожа ее раздвинутых бедер выделялась на болотистом берегу. Он увидел какую-то полоску на внутренней части ее бедра. После убийства и разделки зубра это было неудивительно, но что-то привлекло его внимание. Он принюхался. Нет, это не от зубра. Это от нее самой. У нее течка. Запахи влажной почвы и свежести первых травинок смешались с ее теплом. Он наклонился к ней, пытаясь получить больше. Он прижался ртом к ее плечу и укусил в круглую мышцу. Она дернулась, как будто вздрогнула, но не отодвинулась. Она тоже наклонилась. Их грудные клетки соприкоснулись, и он почувствовал силу ее рук на своей шее.

Он приподнял ее ноги, так что ее бедра оказались поверх его бедер. И с ворчанием подался всем телом навстречу. Сначала неуверенно, несмело, Дочь дернулась, а потом начала покачиваться. Все было правильно. Он почувствовал, что жар, как горячий тлеющий уголь, поднялся из его паха и распространился по всему телу. Он был наполнен жаром ее тела, ее движениями и запахом земли вокруг.

Земля сошлась в них. Все, что воспринимали его чувства – запахи и узоры на песке, журчание речной воды поблизости, покачивание веток на деревьях, – все сосредоточилось в ней. Вместо того чтобы осматривать и слушать землю, он очутился у нее внутри. Именно тогда, именно там Дочь стала землей. Она была тем, что кормило его и поддерживало в нем жизнь. Они двигались вместе. Это было тепло, большее тепло, чем то, которое они знали.

А Дочь все время чувствовала одно: «я – тело». Как будто она была связана с семьей теснее, чем всегда. И еще она ощущала сытость. Голод, который грыз ее живот, наконец был утолен. Она нашла способ удовлетворить свое желание, и не было сомнений, что она будет потворствовать этому. Она раскачивалась и толкалась, как будто по принуждению, а не по доброй воле. Год беспокойного жевания и хождения, и она наконец нашла способ накормить себя. Ее аппетит, как всегда, был неуемным.

Когда все закончилось, они остались в той же позе: ее ноги обвились вокруг его талии. Дочь вздохнула, ее легкие наполнились воздухом и выпустили его как будто в ответ. Вокруг них наступило умиротворение. Земля, казалось, признала то, что произошло. Сосновые шишки закачались, птицы зачирикали, медведь зашевелился и открыл один глаз, а самые молодые барсуки с любопытством верещали.

Дочь отстранилась, не глядя на Сына, вернее, не глядя ему в глаза. Она посмотрела на его плечо и подумала, что ей хочется укусить его. И не слегка, а глубоко вонзить зубы. А потом она поняла, что она обжора и скоро ей захочется еще. С сожалением она признала, что это сильное чувство, не слабее, чем голод, а хуже всего – постоянное. Оно уже возвращалось.

Сын протянул к ней руку. Она сделала то же самое, и они соприкоснулись ладонями. С учетом момента это был до странности формальный жест.

Но Дочь была обеспокоена. За все это время они ни разу не оглянулись. Ни один из них не приподнял верхнюю губу, чтобы проверить ветер; глаза не осматривались, уши не прислушивались.

Двое самых сильных в семье потеряли осторожность. Они оставили остальных без охраны. Это было рискованно. Суровая правда заключалась в том, что, хотя в этот момент ничего не произошло, они не были в безопасности. Леопард, молодой самец, скользивший по краю их территории, забрался на ветку, которую использовал как наблюдательный пункт. Оттуда он следил за бродом. Молодой леопард замечал все, потому что покинул свою мать во время весеннего таяния. Она научила его охотиться так хорошо, как могла. Она лишний год терпела его и его брата, чтобы отточить их навыки, но когда снова забеременела, ему пришлось идти своей дорогой. Оскалив зубы, мать снова и снова гнала от себя братьев. Леопард не хотел уходить. Забота и куски мяса, которые он получал от нее, были всем, что он знал. Для молодого леопарда, особенно самца, первый год был особенно тяжелым. Самец должен был найти себе территорию. Территория должна быть достаточно большой, чтобы поддерживать его существование хорошим источником мяса. Его потребности были очень похожи на потребности семьи.