Последняя камелия

– Надеюсь, они не сильно помешали с мытьем посуды, – уже позже, вечером, сказала я Сэди.

– Нет, – ответила она, заплетая свои длинные волосы в косу, – они старались. Николас разбил блюдце, но в этом доме блюдец хватит, чтобы пригласить на чай всю страну. – Она помолчала. – Я слышала, его светлость смеялись за ужином.

Я кивнула, улыбнувшись своим воспоминаниям.

– В этом доме могло бы быть больше смеха, – сказала Сэди. – Знаете, у его светлости так тяжело на душе.

– Что ты имеешь в виду?

Не поднимая глаз, она стянула конец косы лентой.

– Могу вам сказать, что леди Анна была святая. Все эти женщины…

Я покачала головой:

– Ты хочешь сказать…

– Что он не был верен своей жене? – пожала плечами Сэди. – Пусть это останется между ним и Господом. – Она со вздохом заправила косу под чепец. – Да, их было много, в том числе… – Девушка покачала головой, словно отгоняя свою мысль. – Не следует распространять сплетни. Ну, спокойной ночи, мисс Льюис. Я, пожалуй, лягу спать.

Не успела я погасить свет, как в дверь постучали.

– Да, – откликнулась я.

В дверях стояла миссис Диллоуэй в ночной рубашке.

– Входите.

– Вы сможете когда-нибудь простить меня?

– Простить? За что?

– Не знаю, о чем я думала, когда рылась в ваших вещах, – сказала она, садясь на стул. – Меня беспокоила ваша безупречность, и я подумала, что, если найду что-нибудь компрометирующее у вас в комнате, у меня будет причина не доверять вам. Однако, даже найдя монету, я не поверила, что вы ее взяли, но…

– Ничего, – сказала я, когда до меня дошло, о чем идет речь. – Я все понимаю. Вы делали то, что должны делать.

Она покачала головой, вытирая глаза платком.

– Нет, это было слишком. – Миссис Диллоуэй посмотрела мне в глаза. – Умоляю вас простить меня, мисс Льюис.

– Не надо умолять. Я и так готова простить вас.

– Спасибо, – сказала она, поднимаясь.

– Миссис Диллоуэй, – спросила я, когда она взялась за ручку двери. – Вы долго любили лорда Ливингстона?

Мой вопрос, казалось, ничуть не поразил ее. Возможно, сегодняшний инцидент уравнял наши отношения. Мы перешли от строгой иерархии дома к отношениям двух женщин – двух женщин, столкнувшихся с собственными тревогами, собственной любовью, собственными сердечными ранами.

– О, – проговорила она задумчиво, – мне кажется, с того дня, как я прибыла в поместье.

Я внимательно посмотрела на нее.

– Я никому не хотела зла, – продолжала миссис Диллоуэй, – особенно леди Анне.

– Я знаю, – заверила ее я. – Пожалуйста, не считайте, что вам нужно оправдываться.

– Ох, мисс Льюис, – проговорила она, глядя на меня беззащитным взглядом – это было лицо друга. – Я поняла, что человек может бороться со многими пороками и слабостями, но не с любовью. Нельзя изменить выбор сердца. Боюсь, этот факт стал величайшей трагедией моей жизни.

Я не потрудилась включить лампу у кровати: лунный свет лился в окно с мощностью лампочки в сорок ватт. Я достала из ящика стола лист бумаги и конверт и начала писать письмо домой.