Последняя сказительница

А теперь расскажу по-своему:

– Король оценил её ум и объявил своей наследницей и следующей правительницей его королевства. Своим главным помощником она выбрала принца за знание местных привычек и традиций. Правила она с умом и по справедливости. И не только этой страной, но и перехитрила отца, огра, и других тиранов-правителей.

Я заканчиваю:

– Y colorín Colorado, este cuento se ha acabado.

Пушинка вздыхает.

– А завтра споешь мне aluro и расскажешь ещё cuento?

– Arrullo, – улыбаясь, поправляю я. – Только если пообещаешь никому не рассказывать.

Она кивает.

Из другой ячейки слышится голос:

– Я тоже никому ничего не расскажу.

Меня кидает в жар. Я наклоняюсь над следующей ячейкой и вижу проснувшегося Рыжего, подпёршего голову локтем. Что же я наделала?

– Чудесная история, – говорит Рыжий. – Мне нравится Бланкафлор.

Пушинка падает на подушку и закрывает глаза.

– Мне тоже, Зетта-три.

Я глажу её по голове и уползаю к себе.

– И мне, – добавляю я: мой вариант сказки мне очень нравится.

Конец жизни не может быть таким. Моя история закончится не так.

Тишину комнаты нарушает только еле слышное сопение детей да бульканье геля в капсуле Сумы.

Я закрываю глаза, но в голову приходит лишь одно – пустые капсулы родителей. И безразличный голос: «Выброс».

Что бы сейчас посоветовали родители? Что, если Хавьер сейчас меня видит? Они бы хотели, чтобы я жила. Боролась. Я не могу оставаться на корабле. Нужно найти способ бежать.

Лита сказала бы: «Молись!» Но когда я закрываю глаза и пытаюсь поговорить с Богом, то ничего не слышу. И пока мне нечего сказать Лите.

Вместо этого я представляю, как сижу с Литой под одеялом из звёзд. Их так много рассеяно во тьме, что если прищуриться, то всё небо заблестит.

Или лежу в кровати, обняв Хавьера, уткнувшись щекой в его мягкую толстовку с бандой мультяшных героев на груди, и глажу пальцем созвездие родинок у него на руке.

Потом я с папой, он обнимает меня, нас обволакивает свежий запах прошедшего дождя, поднимающегося от земли пустыни и скал.

Мама убирает с моих глаз прядку волос и показывает на пустынный шалфей: я воображаю, как навстречу нам порхает фея с фиолетовыми крыльями.

Я не смогу жить без воспоминаний. Если их забыть, значит, моей семьи никогда не существовало. Слёзы сами капают по лицу прямо на волосы.

Рыжему и Пушинке тоже хорошо бы вернуть воспоминания об их семьях.

На что возлагали надежду их мамы и папы? Обещали ли им родители новую жизнь на Сагане, как мои?

Рыжий громко всхрапывает, и в комнату со стопкой сложенной одежды в руках входит Брик. Он раскладывает перед каждой ячейкой тёмно-серые комбинезоны. Я немного волнуюсь. Одежда для выхода на Саган.

Если я хочу убежать, нужно оставаться спокойной.

– Привет, Брик, – говорю я.

– Привет, Зетта-один. Как ты себя чувствуешь? Ты должна спать.

– Мне лучше.

– Чудесно. Когда проснёшься, тебя ждёт важный день. Может, даже опасный.

Сердце бешено колотится в груди.

– Надеюсь, Коллектив будет в восторге от наших способностей, – намекаю я на скользкий голос Канцлера Нилы. – Я горжусь, что мне доверили провести испытания ради Коллектива.

Он морщит лоб. Я перекатываюсь на бок, не дожидаясь, пока он ответит.

Глава семнадцатая

Я резко пробуждаюсь от тихого голоса коммуникационной системы корабля и ударяюсь головой о потолок ячейки.

«Зеттам приготовиться к выходу к шаттлам».

В металлической двери отражаются остальные: Пушинка и Рыжий уже стоят по стойке смирно в комбинезонах, застёгнутых на молнию до самого горла.

Их волосы зачёсаны назад, как свежеобработанный граблями сад. Я вскакиваю, натягиваю комбинезон и пальцами расчёсываю спутанные волосы, заплетая в свободную косу. Выбившиеся пряди волос щекочут лицо, и комбинезон местами бугрится.

Едва я успеваю завязать шнурки на ботинках, как дверь открывается.

Брик нас осматривает. Его лицо светится от волнения.

– Зетты, следуйте за мной.

Как это я проспала? Это же день, когда надо быть готовой на сто процентов.

Я поспешно натягиваю перчатки и, как и другие, становлюсь в строй.

Брик ведёт нас по коридору к лифту. Из комнат выглядывают любопытные лица, из-за каждого угла доносится шёпот разговоров.

Через окно лифта я смотрю на главный зал, где когда-то был парк. Пол мерцает бледным белым цветом, словно мы идём по льду, который расколется и в любой момент нас поглотит. Я смотрю на кафетерий, где Нила вчера проводила вечеринку. Столы и колонны исчезли, снова оставив пустую комнату.

В крошечной части основной территории чуть ли не двадцать человек стоят вокруг растений в горшках. У меня сжимается сердце. В космосе растения могут выжить только с помощью открытых мамой питательных веществ с пролонгированным действием, которые она придумала для почвы Гипериона.

Я, не отрываясь, смотрю, как люди работают, словно на конвейере, одни отрезают крупные листья знакомой мне кормовой капусты, другие кладут эти листья, добавляют ложку сухого белка, а затем какую-то массу, похожую на хлебную закваску, в пресс. Через несколько секунд достают плитку рвотно-зелёного цвета, похожую на шоколад «Херши», и режут на меньшие квадратные куски.