Последняя сказительница

Он опускает руки по бокам и сутулится:

– Ты всё врешь.

Он знает. Врать ему более рискованно, чем радовать его историей.

– Если Нила узнает об этом…

Я поднимаю книгу.

– …и о других историях.

– Знаю, – говорит он. – Обоим не поздоровится.

– Я никогда больше не смогу рассказать тебе cuentos. Может, будем держать это в секрете?

– Только я, ты и Эпсилон-пять?

Он ухмыляется. Ну вылитый Хавьер в детстве!

Хавьер вернётся с минуты на минуту.

– Вряд ли Эпсилон-пять расскажет, – замечаю я.

Вокси еле заметно улыбается.

– Почитаешь мне ещё раз?

Он показывает на книгу у меня в руке.

Любой может войти и застать нас на месте преступления. Но если мы уйдём, то Вокси я уже не помогу. Его проглотит Коллектив.

И так же, как они украли детство у меня и Хавьера, украдут и у него.

У нас есть пара минут. Я сажусь на пол, скрестив ноги. Вокси плюхается ко мне на коленку, как раньше Хавьер.

– Читай, читай, – пищит он.

– Мечтатели, – начинаю я.

Он трогает буквы заголовка.

– Зелёные, как тоник от страха.

Вокси поворачивается ко мне. Улыбка сползает у него с лица, он затихает, словно кролик, ожидающий укуса гремучей змеи.

– Вокси!

От ледяного голоса Нилы по моей спине бегут мурашки.

Я пинаю книгу ногой, как хоккейную шайбу, и она прячется под ближайшей капсулой. Сгоняю Вокси с коленки.

– Прошу прощения, Канцлер, мы тут…

Я держу Вокси за руку, и мы вместе встаём перед Нилой.

У меня дрожат коленки. Хавьер стоит рядом с ней. Его лицо ничего не выражает. Почему он…

Хавьер на меня не смотрит.

– Здравствуй, Зетта-один, – говорит Нила, шагая к нам. – Или мне называть тебя… Петрой?

Глава двадцать шестая

Нила с Бриком ведут меня к открытой капсуле рядом с сектором дезактивации. Брик держит меня за руку, чтобы не убежала. Только в этом нет необходимости. Я оцепенела. Как я могла так ошибиться?

Хавьер вспомнил книгу. И меня. Совсем как в детстве, гладил бабочку.

Вероятно, сегодняшний перепрограммированный Хавьер сильнее прежнего и всего, что удалось вспомнить. А наша семья? Мы так любили друг друга. Может, Коллектив действует на его разум мощней, чем мечта о том, какой будет жизнь на Сагане.

«Мы Пенья. Всем, что мы делаем с этого мгновения и далее, будут гордиться или возмущаться наши предки».

Нила смотрит на капсулу. Освещение в комнате дезактивации ярче, воздух чище, чем на остальной территории корабля.

Аппаратура, предназначенная стереть остатки моей памяти, остатки Петры Пенья, гудит. Неизвестно, как она сработает на этот раз. Уж Нила не промахнётся. Когда я превращусь в настоящую Зетту-один, то, по крайней мере, не вспомню, ни надежд папы, ни предательства Хавьера.

Вокси и Хавьер наблюдают, стоя в дверях.

Я чуть не падаю на бок, но Брик меня удерживает. Я смотрю на него, а он переводит взгляд на Нилу. Выдернув руку, я нетвёрдо стою на ногах, но этот трус не сопротивляется.

Нила поднимает крышку и машет рукой, чтобы я залезла в капсулу.

Деваться некуда. Если меня выкинут в открытый космос, я перестану существовать. Если перепрограммируют – тоже. Я стискиваю зубы и не двигаюсь с места.

В любом случае, мне конец.

Нила вздыхает и понижает голос:

– А заартачишься, Коллективу придётся расстаться с Эпсилоном-пять. Надеюсь, ты понимаешь почему.

Я оглядываюсь на Хавьера, стоящего в дверях вместе с Вокси. Он обнимает мальчика за плечи. Вряд ли ему слышны слова Нилы. Он даже не шевелится. Вокси таращит глаза ещё шире, чем после сказки о Льороне, и икает.

Хавьер наклоняется и что-то шепчет ему на ухо.

Я не позволю Коллективу от него избавиться. Может, Зетта-один, в которую меня превратят, даже на меня не похожая, подружится с Хавьером. Я закидываю ногу в капсулу, вторая дрожит, и я падаю. Едва я оказываюсь в капсуле, Нила нажимает кнопку контроля и ремни связывают меня по рукам и ногам. Я поднимаю голову, но Брик укладывает ремень рядом с щекой, и он проходит по лбу, фиксируя голову.

– До скорой встречи, Зетта-один.

Он почти добродушен, без злости в голосе. Словно приветствует старого друга.

По моим щекам бегут слёзы. Хочется не сдаваться, вырваться. Но какое это имеет значение? Я боролась за жизнь бок о бок с Хавьером, за лучшее будущее для других детей, за желание стать великой сказочницей. И что из этого вышло? Какая из меня сказочница, если я не смогла достучаться до родного брата? Лита со стыда бы сгорела. Скорей бы уж со всем этим покончить.

Нила садится на табурет рядом с капсулой и натягивает перчатки, словно зубной врач перед чисткой зубов.

– У меня как-то не выдавалось возможности побеседовать с одним из ваших. С реликтами, так сказать, – говорит она. – Ты одна из немногих оставшихся, кто на себе испытал издержки своего вида. Загрязняли воздух, реки, океаны… ради выгоды. Морили голодом одних, чтобы другие разжирели от обжорства. Именно по этой причине существует Коллектив.

Теперь я могу говорить всё, что хочу. И притворяться ни к чему. Но мне нечего сказать. И я не могу посмотреть ей в глаза. Она права. Всё так и было. Ради жадной кучки из нескольких человек. Но большинство, как мои родители, надеялось на лучшее.

Она на мгновение замолкает и смотрит на меня.

– Очаровательно.