— А черепахи где? Появятся? — спросил сын. Он не знал, что делать с вымазанными шоколадом ладонями. Майк подал ему бумажную салфетку.
— Если повезет, сейчас мы их увидим. Они огромные. — Майк широко развел руками.
— Такие большие? Не верю. Таких черепах не бывает.
— Сам убедишься.
Мальчик отошел на несколько шагов — его внимание внезапно привлекла большая симметричная раковина. Она напоминала зиккурат.
— Я все думаю, чем ты здесь занимаешься. Путешествуешь по свету?
— Кости грею, — рассмеялась она и тут же добавила: — Работаю; такая у меня работа. Делать путеводители для яппи. Я и о тебе напишу. И о твоем пикнике, и об этих пирожных. А ты здесь постоянно живешь? — сменила она тему.
Майк сказал, что на материке у него жена и дети, в не сезон они живут вместе, а сейчас ему надо заработать на весь год.
Она допила чай и встала. Решила обойти остров вокруг. Ноги по щиколотку утопали в горячем песке. Она шла по полосе прибоя, так что волны сразу размывали следы. Обернувшись, увидела маленькие фигурки Майка и сына — они склонились над выступавшим в море, облепленным устрицами скалистым утесом. Ветер доносил обрывки слов.
С противоположной стороны остров уже не казался таким гостеприимным. Кусты спускались к самой воде; пришлось через них продираться. Корни деревьев обросли крошечными ракушками, среди которых кишели какие-то юркие существа. Остров с отелем скрылся из виду — теперь перед ней простиралось только гладкое море, подернутое от зноя легким маревом, не синее и не лазурное — молочно-серое, неинтересное. Монотонный, ритмичный грохот. Резкое, слепящее солнце. Затылком и спиной женщина чувствовала его булавочные уколы и вспомнила про крем — намазала ли она сына? Да и самой не мешало бы. Втирая после купания ароматное молочко, она пальцами чувствовала под кожей собственные кости и сухую, шершавую от солнца кожу. Она ускорила шаги, почти бежала. К счастью, остров был меньше, чем казался. В следующее мгновение на скалах выросли две маленькие фигурки, и она решила не идти по пляжу, а срезать наискосок. На секунду нырнула в ненадежную тень кустов, а потом заметила черепаху.
Черепаха и правда была огромной, напоминала холмик, груду камней. Майк с мальчиком не могли ее видеть — мешала тень за скалой. Взволнованная, она подошла поближе и поняла, что это только панцирь. Внутри висели на костях остатки мяса, облепленные мухами, шевелившиеся от червей, серые, заскорузлые. Обглоданный череп лежал рядом, высохшее сухожилие еще удерживало вместе приоткрытые челюсти. В нос ударил смрад падали. Она вскрикнула и зажала рукой рот. Майк и мальчик подбежали, встревоженные. Она схватила сына за плечи и развернула лицом к морю. Лучше бы он этого не видел. Но опоздала. Должно быть, слишком сильно прижала голову мальчика к груди, потому что тот вырвался и побежал обратно.
— Все в порядке, — сказал Майк. — Идите на наше место. Это всего лишь мертвая черепаха. Ничего страшного.
Он принялся засыпать песком труп животного. В воздух поднялась туча мух.
Мать догнала мальчика и взяла за руку.
— Почему она была мертвая? Что с ней случилось? Она заболела? — спрашивал сын взволнованно.
— Может, от старости умерла.
— Жалко. Вот бы увидеть такую черепаху живой. А знаешь, Майк ел устриц прямо со скалы.
— А ты? Ел?
— Я — нет. Гадость. Фи, — скривился он.
Мать отпустила его вперед.
Майк вернулся, смущенный. Вынул из коробки рацию и что-то проговорил на языке ныряльщиков.
— Сейчас за нами приедут, — сказал он.
Они молча сидели и глядели на остров с отелем Майка. Женщина вдруг затосковала по их примитивному пустому бунгало.
— Прости, но это всего лишь мертвая черепаха.
— Да ладно, ничего ведь не случилось.
— Это всего лишь мертвая черепаха, — спустя мгновение повторил за Майком мальчик, прятавший в плавки самые красивые раковины.
Море состоит из слоев — нежных, эфемерных, незримых. Их можно ощутить только телом, всей кожей. Проникая между ними, испытываешь облегчение, словно возвращаешься в давно утраченный дом, полузабытое общее тело, большое и знакомое. Зеленовато-синий цвет воды — компресс на исколотые солнцем глаза. К поверхности поднимаются откуда-то мелкие пузырьки, словно материализовавшиеся признаки радости.
Они плывут на метровой глубине, перебирая ластами. Мол остался позади, уже видно, как пустое и песчаное дно постепенно перетекает в чудо рифа. Сначала они замечают отдельные звезды и ежей, потом появляются раскрытые, танцующие актинии, а между их волнообразными щупальцами — фантастические цветные рыбки. Время от времени приходится останавливаться, чтобы продуть трубку, и тогда выясняется, что небо наверху белое и раскаленное, как сталь, поверхность моря состоит из мерцающих пластинок стекла, а воздух вибрирует от рокота моторки, человеческих голосов, грохота волн. Слишком шумно.