Читаем Последние каникулы полностью

— Они работают честно, выкладываются. Я‑то вижу! Они даже вечером петь перестали, спать валятся сразу же. Соревнование у нас, каменщиков… — залепетал Вадик и покраснел.

— Честно работать — мало. Какая польза от честного дурака? Надо уметь работать. Ведь это наш дом, — сказал он, и Вадик сначала не понял, о чем он говорит, но директор пояснил: — Наша земля. Если отвлечься от мелочей, ведь она у нас терпеливая, матушка. И, главное, одна. На все времена. Да, — вздохнул он. — Бесхозяйственность.

Показалась приземистая коробочка дома, ребята копошились на стенах. Метров за двадцать до стройки директор затормозил — мешали кучи песка, поломанного кирпича, досок.

— Пожалуйста, пример. — Он покачал головой и, надев кепку, первым вышел из машины.

— Кого привез, доктор? — окликнул Вадика грязный, голый до пояса Сережа–комиссар.

Они нагнали директора уже на сходнях.

— Где ваш чайник–начальник–командир? — неприветливо спросил комиссара директор. — Вижу, липовые наряды закрываете? Рамы где? А по бумажкам их уже вставили.

— Сегодня вставим. — Комиссар покраснел. — У нас плотники хорошие, сейчас вставят.

— А какую работу себе напишете? — Директор прошелся по комнатам первого этажа, разглядывая кладку. — Это кто же клал? Знал, что дела плохи, но что так! Не вздыхай, — сказал он комиссару. — Это мне вздыхать надо.

В квартирах первого подъезда уже настилали полы. Вадик увидел вспотевшего Автандила и показал ему кулак. Автандил по–восточному присел на корточки, опираясь на топор, и чуть улыбнулся ему. Губы у него были пересохшие, глаза нехорошо блестели. «Только до обеда, клянусь!» — прошептал он.

На втором этаже суетились подсобники. Директор уставился на Игорька, который, насвистывая и не обращая внимания на зрителей, лепил кирпичи на толстый слой раствора. Потом мимо прошел Вовик, волоком тащивший чуть нагруженные раствором носилки. На полуголом Вовике было соломенное сомбреро, вокруг пупка лучилось вытатуированное солнышко, а скрутившиеся в веревочки концы шейного платка плохо прикрывали наколку на груди «Не догонишь!».

— Ударник, а? — оглядываясь на комиссара и Вадика, спросил директор. Вовик приподнял сомбреро. — А ну, ребята! Шабаш! Собирайтесь сюда! — созвал директор отряд. Он вытер чистым платком лицо и, навалив друг на друга носилки, твердо сел на них.

— Чего делать будем, ребята? — спросил он слишком громко, не рассчитав, и получилось, будто он крикнул. — На сколько надо стены еще поднять, а? На полтора метра? Кладем на это две недели.

— Десять дней, — вставил комиссар.

— Ладно, десять! Потолочные перекрытия положить, залить их, а? Неделю, верно? Крышу собрать — десять дней. А отделочные работы? Не поспеваете, ребята!

— Мы постараемся, — тихо сказал комиссар. Он так и не сел, курил, осунувшийся, серый.

— Ребята, это не митинг, давайте конкретно, по делу. Вам этот дом закончить, — он сощурился, прикидывая, — к концу октября. А я обещал бригадирше полеводческой бригады–два вручить ключи от ее квартиры за месяц до ноябрьских праздников. Вы меня обманете, я — ее, — она — меня. Так и пойдет нитка на клубок мотаться. — Он вздохнул и с силой вытолкнул из себя: — Я за десять лет директорства никому ни в чем не соврал, ребята. И моего бригадира и других рабочих обманывать не собираюсь. Это мне экономически не выгодно. Так как же мне теперь быть?

— За горло берет, — довольно громко высказался Вовик. — Мертвая хватка.

— Это вы меня за горло взяли, — возразил директор.

Вадик взглянул на ребят. Большая часть их сидела, понурив головы, только насмешливый взгляд Игорька, да веселый Вовика встретились ему. Захотелось крикнуть: «Ну, не молчите!..»

— Раз молчите, — присматриваясь к ребятам, сказал директор, — я предложение внесу. Такое: здесь остаются только самые квалифицированные каменщики и по три подсобника на них — двое на носилки, один на раствор. Четыре человека, две смены — на бетономешалку. Остальные пойдут разнорабочими в совхоз, чтобы оплатить работу двух настоящих каменщиков. Я их нашел. Придут они через два дня. Тогда, может быть, что–нибудь успеете сделать, А то… — Он покачал головой. — За что вы взялись, цыплята? Это ведь дом для людей, дом! — Он оглянулся на комиссара, который кусал губы. — Начальство молчит. Ну, думайте. И высказывайтесь, не слышу ваш голос!

— Пусть штаб решает, — подал голос неузнаваемо изменившийся в грязной одежде Витя, экс–завхоз.

— Вот ты и скажи, ты ж завхоз — материальное обеспечение.

— Сняли его через хороший аппетит, — доложил Вовик, привстав.

— Э, да у вас тут революция, — протянул директор. — Ну, ладно! Как полагается: сутки вам на размышление. Думайте, думайте!..

— А машина? — спросил Юра Возчиков, — Без машины все впустую.

Директор ухмыльнулся:

— Машину дам — благодарите вашего доктора: не могу ему отказать. А вот шофера ищите. Думайте, ребята! — Он пожал Вадику руку, кивнул комиссару и сбежал по лестнице вниз.

— Ну, док, дожал ты командира, — подошел к Вадику Игорек, картинно закурил сигарету. — Перед тем, как об этом собрании рассказать, полечи его сначала, а то, гляди, окочурится командир наш, Валя Кочетков.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза