Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера

Так Зингер впервые в жизни оказался за пределами Польши, и не удивительно, что это путешествие врезалось ему в память до мельчайших подробностей. Он на всю жизнь запомнил, как вжался в вагонную скамейку, когда поезд пересек границу Германии и в купе с криком «Хайль Гитлер!» вошли немецкие таможенники и контролер билетов.

К тому времени в Польше уже ходили слухи о том, что немцы подвергают польских евреев, следующих через их территорию, унизительным обыскам; заставляют их раздеваться донага и ищут малейший повод для того, чтобы обвинить их в контрабанде, арестовать и отправить в концлагерь. К счастью, его все это миновало — проверив билеты и осмотрев два его чемодана, немцы удалились, однако Зингер оставался в напряжении все то время, пока поезд следовал по территории Германии, и свободно вздохнул лишь когда он пересек французскую границу.

Оказавшись в Париже, где ему предстояло провести чуть больше суток, Зингер дал себе слово ни в коем случае не влюбляться в этот город. Но уже за те минуты, которые таксист вез его до дешевой гостиницы, он понял, что Париж раз и навсегда крепко взял его в плен, и в будущем, если появится такая возможность, он еще не раз приедет сюда.

Каждая улочка, каждый дом вызывали в его памяти стихи французских поэтов, романы любимых с юности Дюма, Гюго и Бальзака.

Явившись в гостиницу ранним утром, Иче-Герц надеялся, что ему удастся в ней отоспаться, но не тут-то было — спустя несколько минут к нему в дверь постучал корреспондент одной из выходящих во Франции еврейских газет с вопросом, не даст ли автор «Сатаны в Горае» короткое интервью? Затем этот же молодой человек устроил Зингеру экскурсию по Парижу, причем выяснилось, что и здесь, как и в Варшаве, есть целые улицы, обитатели которых говорили на идиш и, значит, были его потенциальными читателями. Походив по Парижу, Зингер вместе со своим новым знакомым направился в местный клуб еврейских писателей, где его, оказывается, уже с нетерпением ждали: слухи об отъезде автора «Сатаны в Горае» из Варшавы дошли до Парижа быстрее, чем он до него доехал.

Обстановка в Парижском писательском клубе мало чем отличалась от такого же клуба в Варшаве, да и сами залы обоих клубов внешне были очень похожи. Зингеру предложили прочесть небольшую лекцию о своем видении будущего еврейской литературы, а затем закидали вопросами об обстановке в Польше. При этом сами парижские писатели были уверены, что им-то оккупация точно не грозит, так как доблестная французская армия всегда сможет дать достойный отпор Гитлеру.

Завершился первый день его пребывания в Париже походом в еврейский театр, где давали поставленный по повести Исраэля-Иешуа Зингера спектакль «Йоше-Эгль», и, глядя на сцену, Иче-Герц почувствовал легкий укол зависти к старшему брату.

Вечером следующего дня, опьяненный Парижем и оказанным ему там приемом, но без единого гроша в кармане, Исаак Зингер был уже в Шенбруне, где сел на пароход, отплывающий в Нью-Йорк.

В первый же день плавания с ним произошли две занятные истории.

Одна из них заключалась в том, что спустя несколько часов после отплытия Зингер решил покинуть свою похожую на крысиную нору каюту и немного прогуляться по палубе. Однако через полчаса такой прогулки он понял, что забыл в каюте ключ от нее и вдобавок… не может вспомнить ни ее номера, ни того, где она находится. Он попытался было спросить, как можно выяснить местонахождение своей каюты у кого-либо их пассажиров или членов команды, но все окружающие говорили исключительно на французском и английском, и упорно отказывались понимать его немецкий, не говоря уже об идише.

Несколько часов Зингер, окончательно заблудившись, бродил по переходам огромного теплохода и уже думал о том, не придется ли ему в течение всех восьми дней ночевать на палубе.

Конечно, все происшедшее можно было бы объяснить его слабой способностью к ориентации в пространстве. Более того — такая слабая ориентация была у него едва ли не наследственной: прожив много лет в Варшаве, его родители тоже не ориентировались в этом городе и путались даже тогда, когда им предстояло отправиться на вроде бы хорошо знакомую улицу.

Однако Зингер объяснил себе это по-другому: он понял, что те самые демоны, которые «опекали» его на протяжении всей жизни в Польше, отправились за ним и в Америку, и сейчас просто забавляются, кружа его всему пароходу. Не успел он об этом подумать, как тут же вспомнил номер свой каюты. Более того — выяснилось, что он стоит буквально в двух шагах от нее…

Вторая же история произошла с ним в столовой парохода.

Стоявший у входа в нее официант сообщил Зингеру, что остался только один свободный столик, рассчитанный на одного человека. Это писателя как раз вполне устроило. Но вот когда официант спросил его, предпочитает ли он кошерную пищу или будет есть то же, что и остальные, Зингер неожиданно сам для себя ответил:

— Видите ли, я — вегетарианец и хотел бы по возможности получать вегетарианское меню.