Последний бой

— Вообще-то, милая, в чужих местах нужно назвать имя отца, — наставительно произнесла старуха. — Говорить имя матери в таких случаях — большой позор. Но, наверное, ты права: называть имя твоего отца — еще больший позор... Ну, ладно, чего ты пришла? Рассказывай.

Джумагуль молчала — присутствие юноши смущало ее. Анар-аналык, вероятно, почувствовала это, потому что, откашлявитись, приказала:

— Нурлыбай! Выйди на улицу.

Когда юноша вышел, Анар повторила свой вопрос, и Джумагуль, протянув старушке маленький красный узелок, сказала неуверенно:

— Нате, бабушка, — чай... А я сегодня уйду, наверное, в дом мужа.

— Пусть бог даст тебе счастья, дочка! Чтоб ты была на новом месте как масло аппетитное! Как камень тяжелый!.. Да, о чем это я?.. — Старуха облизала губы, наморщила и без того сморщенный лоб. — Я, говорю, тоже когда-то девушкой была. Давно. Давно, дорогая. И времена тогда были, скажу я тебе, тяжелые, смутные. Пришло в наши степи ханское войско, сеет смерть, жжет и грабит. Нету больше земли каракалпакской — есть владения хана хивинского! Нету больше народа вольного — есть рабы хана хивинского! Нету больше... ничего больше нету, девочка моя! — Отдавшись воспоминаниям, оживилась, будто помолодела Анар-аналык. — А где же вы, смелые джигиты, батыры с львиным сердцем? И поднялся тогда Ерназар Алакоз, храбрейший из храбрых, мудрейший из мудрых, и сказал старейшинам наших родов: каждый палец — ничто, какая в нем сила, в пальце? А сожмите все вместе в кулак — гору сокрушить можно!.. И пошли за славным Алакозом каракалпаки из ближних и дальних аулов, из всех родов, простой народ пошел освобождать родную землю! Увидал тогда хан, какая есть сила в каракалпакском народе! — Анар-аналык смолкла, уронив голову на грудь, а когда продолжала свой рассказ, голос ее снова был уже глухим и бесстрастным. — Только недолго торжествовал народ. Коварные баи, не поделив между собой богатства и власти, схватили Ерназара и выдали его хивинскому хану... Помню, однажды — зимой это было, в метель — стою я у колодца и вижу: два ханских палача гонят Алакоза. А он босой, по снегу. Сняла я тогда свои сапоги и говорю: на, обуйся! Он надел их, отвернул голенища и как глянет на меня! «Не знал я, — говорит, — что есть у нас такие храбрые девушки...» — Теперь уже Анар-аналык замолчала надолго. У Джумагуль даже явилось сомнение: а не пора ли идти? Но в тот момент, когда она поднялась, старуха зашевелилась опять. — Говорят, новое время пришло: царя с трона сбросили. Теперь совсем другая жизнь пойдет. Только вы уж справляйтесь без меня. — Глаза у Анар помутнели, читавшаяся в них только что ясная мысль куда-то ушла, растворилась. — Так ты зачем же ко мне пришла?

— Я замуж выхожу, бабушка Анар, — несмело напомнила девушка.

— А, да-да, вспомнила... Думаю, чего это я тебе про Алакоза рассказываю? А вот для чего, дочка. Чтоб ты храброй была. И честной. И чтоб в трудный час не только о себе думала... Хотя женщина всегда остается женщиной... Не противоречь мужу. Помни слова святой Бийбипатпы и выполняй ее заветы... Пресвятая матушка наша Бийбипатпа никогда не перечила мужу.

Анар-аналык устала, и с каждой минутой речь ее становилась все более сбивчивой и путаной. Она повторяла по нескольку раз одно и то же, теряла нить рассказа, перескакивала с одного на другое. Джумагуль всеми силами старалась разобраться в этом хаосе слов, воспоминаний, наставлений, уловить нечто самое важное, самое необходимое для будущей семейной жизни. Сделать это было непросто.

Вот уже несколько минут мысль старухи билась вокруг имени Бийбипатпы — прародительницы рода человеческого, мусульманской Евы:

— Пресвятая матушка Бийбипатпа — ты запомни это, запомни! — она, когда ожидала мужа... он в поле работал... Бийбипатпа клала рядом с собой несколько прутьев... Да будет вечная память ей, она делала это для того, чтобы, понимаешь, если захочет он ее побить... чтоб не тратил сил на поиски прутьев. Вот какой должна быть жена!

Джумагуль кивнула, давая понять старухе, что ее наставление усвоено.

— А еще я тебе расскажу... — никак не могла угомониться Анар-аналык. — Ты должна знать, как держать себя в доме мужа, как относиться к его братьям и сестрам.

— У моего мужа нет братьев, — робко попыталась возразить Джумагуль.

— Это не имеет значения. Все равно ты должна знать...

К счастью в это время с улицы громко позвали:

— Бейкеш![3]

— Меня зовут, — ухватилась Джумагуль за эту последнюю возможность вырваться из плена тетушки Анар-аналык.

— Ничего. Подождут.

В юрту вошла женщина, посланная за Джумагуль. Отвесив низкий поклон Анар-аналык и осведомившись о ее здоровье, она сообщила, что невеста должна готовиться в путь.

— Ладно, иди, — согласилась старуха, явно недовольная таким оборотом дела. — Скажи там своему жениху, пусть один поклон мне отвесит. Не забудь!..

После этого Анар-аналык облегченно вздохнула, опустила всклокоченную голову на подушку и умиротворенно закрыла глаза.

Джумагуль вышла на улицу, под темное чистое небо, на свежий ветер и тоже вздохнула облегченно. Еще одна ступенька к счастью была позади.