Последний бой

Только к вечеру, когда свадебный той уже близился к концу, все сразу вспомнили о невесте.

— Открывайте лицо! Открывайте лицо! — неслось со всех сторон.

В юрту со смехом и криком ввалились женщины. Кто-то поднял шымылдык. Две молодки стали по бокам Джумагуль. Сквозь плотную толпу, усердно работая локтями, пробился джигит.

— Открой лицо, красавица! — решительно потребовал он. — Покажись, какая ты есть.

— Отойди! Не для твоих глаз создана! — отстранила его Бибиайым.

— Что ж, попросим тогда по-другому. — Джигит достал из-под полы халата белую палочку, привязал к ней конец покрывала, которым было завешено лицо Джумагуль, и, размахивая палочкой так, будто отгонял мух, запел обрядовые куплеты. Такими куплетами по обычаю сопровождался ритуал открытия лица невесты.

Скор в посулах, скуп на плату, наложил на землю лапу, выше денег счастья нет, Дуйсенбаю наш привет!

В толпе раздался одобрительный хохот, посыпались реплики:

— Так его, так! Не в бровь, а в глаз!

— Не язык — лезвие! Попадись — голову языком отрежет.

Джумагуль знала, что куплеты по случаю открытия лица невесты всегда бывают острыми и злыми, но все же смелость певца поразила ее. Соблюдая обычай, она поклонилась, хотя, будь ее воля, не взглянула бы даже на этого подлого бая.

Следующим на очереди был у певца Мамбет-мулла.

Сух, как щепка, с брюхом в ссоре, рад чужим смертям и хвори, где несчастье — там Мамбет. Эй, мулла, прими привет!

И снова посыпались возгласы:

— Как живой!.. Ну, погоди — помянет он тебя в своих молитвах!.. Эй, Мамбет-мулла, запомни, что народ про тебя думает!..

Ходит гусем, да не в воду, с важным видом врет народу,

сам умен, да глуп совет, аксакалу наш привет!

А Джумагуль все кланялась. Хотя почему, собственно, должна она бить поклон аксакалу? Ну, пусть большой он человек, важная особа. Но ей-то что? Хорошо еще, лицо у нее закрыто: не нужно показывать, как приятно ей видеть этого аксакала на своей свадьбе.

Язык у певца был острый. Не жалел ни брата, ни свата.

А портной-то тоже ловок: под циновками копал. Накопал из-под циновок — в люди важные попал! Он в обмане, скажем скромно, не уступит баю, нет! Вот отец вам посаженый. Эй, портной, прими привет!

Так вот какого посаженого отца послал ей бог! Да, мысленно усмехнулась невеста, с отцами мне всегда не везло... И вообще, если слова его правда, — плохи мои дела!

Толпа покатывалась со смеху. Но после каждого куплета одним смеющимся становилось меньше. Помрачнела и нахмурилась свекровь после того, как певец назвал ее сварливой лежебокой. Перекосилась улыбка на лице Турумбета. Еще бы, кому приятно услышать в день свадьбы такие слова — желудок большой, голова как маковка.

Не забыл певец и самого себя:

Заведу усы, бородку, в жены выберу красотку, сам себе я бай с муллой, вам не справиться со мной! Сам себе даю совет, сам себе я шлю привет!

Закончив куплет, джигит взмахнул палочкой и сдернул с лица Джумагуль покрывало. Все женщины, находившиеся в юрте, кинулись на певца, пытаясь вырвать покрывало у него из рук. Но певец изловчился, присел и, метнувшись сквозь толпу, выбежал на улицу. Женщины гурьбой повалили за ним. В дверях образовалась пробка. Крики. Визг. Мельканье рук. А те, кто вырвался уже наружу, настигли певца, ухватили за полы халата.

— Подари! Дай мне!

— Не обездоль, родимый!

— Не дашь — исцарапаю, увидишь!

— Спасите! На помощь! — притворно взмолился певец. — Ну, так... Сколько вас здесь? Разделяю поровну. Только — чтоб тихо, как в мечети! Понятно?

Как только с лица было снято покрывало, Джумагуль взяла веник и начала подметать юрту. Вскоре на пороге столпились джигиты:

— Ну-ка, хозяйка, покажи, как ты умеешь заваривать чай!

Джигиты уселись у правой стены, и тут же, звеня украшениями, появились девушки. Церемонно поклонившись, они расположились у противоположной стены. Пока джигиты и девушки, преодолевая неловкость первых минут, обменивались вопросами о здоровье, о благополучии родителей, о погоде и прочих волнующих новостях, Джумагуль заварила чай и поставила его перед гостями. На некоторое время в юрте воцарилась тишина. Затем предводитель джигитов, озорно подмигнув, произнес нараспев:

Любит розу соловей, роза — щебет птичий. Слушать мудрых у людей добрый есть обычай.

Предводительница девушек ответила, не задумываясь: