Последний бой - он трудный самый

Только на месте, где только что был танк гвардии капитана Позднякова, могильным курганом дымилась гора обломков... И облако дыма и пыли росло и ширилось.

Через несколько минут в моих наушниках хрипло, прерывисто прозвучал голос капитана Позднякова.

— Товарищ первый, что произошло с нами? Завалило?

— Да, завалило. Все живы?.. Из такого завала сами не выберетесь. Немедленно заглушите двигатель. Выключите вентилятор. Оставьте минимальное освещение: аккумуляторы экономьте для радиостанции. Сами старайтесь меньше двигаться, экономьте силы и воздух. Ждите.

Злость распирает меня. Но говорить стараюсь спокойно. Что нервировать попавший в беду экипаж! Они понимают свое положение. А сердце болит.

— Может, выбраться самим через десантный люк в днище? — не унимается Поздняков.

— Ни в коем случае! Над танком гора обломков и кирпичей. Не горячись, Поздняков. Вызволим!.. Из танка не вылазить. Рацию на прием!.. Все! Экономьте силы, они еще пригодятся.

Что мы танк высвободим — я не сомневался, это был вопрос времени. Беспокоило, как бы люди не задохнулись под этой грудой. Там еще что-то горело, выбивались клубы дыма. И, конечно, волновало главное: боевую задачу полку никто не отменял, ее надо выполнять, наступать. Я ведь не мог доложить: «Завалило один танк, разрешите приостановить наступление?»

Образовавшийся поперек Сарланд-штрассе завал теперь прикрывал нашу сторону от огня противника прямой наводкой из пушек и танков и от его пулеметов. Правда, то тут, то там рвались мины, но это уже немцы стреляли вслепую. Не видя нас, били по площадям.

Зато на противоположной стороне завала, куда удалось прорваться и где закрепились остальные танки 1-й роты, огневой бой разбушевался так, что дальше продвинуться нашим танкам было уже невозможно: противник подбросил на это направление несколько самоходных установок «Артштурм» со знаками СС.

Первой ротой теперь командовал командир второго взвода «ИС» капитан Филяев. Потеря одного танка, да и завал, образовавшийся на пути, основательно уменьшили и пробивную силу роты. Надо было, оценив сложившуюся обстановку, принять новое решение на наступление.

Я приказал штабу полка прибыть к месту завала, а сам выбрался из башни своего танка, спрыгнул на мостовую и ощутил, что ноги замлели и еле держат потяжелевшее тело.

* * *

На должность начальника штаба нашего полка майор Русанов назначен был в январе 1945 года, в разгар Висло-Одерской наступательной операции 1-го Белорусского фронта. Наш отдельный гвардейский полк тяжелых танков прорыва у командарма 1-й гвардейской танковой армии генерал-полковника М.Е. Катукова был, так сказать, «подручным». С ходу приходилось выполнять самые ответственные боевые задачи. Бои, бои и бой сменялись стремительными маневрами, изнурительными маршами. Давя своими гусеницами и прошибая огнем немецкую оборону в западной Польше и восточной Германии, мы не знали ни сна, ни отдыха.

В сложной оперативной обстановке без хорошего штаба управиться с полком трудно. Русанов принял должность «на ходу» — до этого был заместителем у опытного штабиста майора Головченко, — и сразу же выявились его старание, хорошие организаторские способности, добросовестность и честность.

Среднего роста, русоволосый, с открытым, прямым взглядом светлых глаз, он был красив мягкой, ясной славянской красотой, которая сразу располагает и привлекает к себе людей. Общительный, но вместе с тем очень требовательный и до педантизма аккуратный, майор смело высказывался по любому вопросу и мог отстаивать свое мнение. Но в то же время он был чрезвычайно дисциплинирован и исполнителен: если решение принято, Русанов твердо и последовательно проводил его в жизнь.

К тому же приучал и подчиненных. Не сразу офицеры штаба полка и командиры подразделений поняли молодого начальника штаба. Некоторые из наших командиров, привыкшие к недостаточно четкой работе штаба раньше, с назначением Русанова стали ко мне обращаться, апеллировать, добиваясь отмены того или другого распоряжения штаба полка. Но я поддержал Русанова и за всю нашу совместную работу ни разу не отменил ни одного из его распоряжений или приказаний, отданных от моего имени. Ведь штаб — это мозговой центр полка и все его действия направлены на выполнение решений командира. Престиж и авторитет начальника штаба среди подчиненных должны быть не меньшими, чем командира полка.

Оказанное не означает, что у Русанова все дела постоянно шли гладко, без сучка и задоринки; бывали случаи не вполне обоснованных распоряжений штаба или недостаточной их координации с другими службами. За упущения я строго спрашивал с начальника штаба, никогда не прощал. Но знали об этом только мы вдвоем: он и я.

Чем дальше, тем меньше огрехов было в работе майора Русанова. Штаб полка и его начальник стали надежными моими помощниками, я привык доверять им, как самому себе. Особенно помогало это в управлении боем.

Но вот парадокс: Русанов, воевавший почти с начала войны, не имел ни одной боевой награды!