Последний бросок на запад

В гостиной небольшого уютного домика сидела девушка — она, откинув голову назад, дремала. Когда в городе прозвонили колокола, она наконец открыла глаза и окончательно сбросила с себя дрему.

— Злата! — послышалось из соседней комнаты, — Злата, что ты делаешь?

Злата — так звали девушку — нехотя поднялась с дивана.

— Ты, Мирослав?

— Да. Я сейчас ухожу — вызывают в штаб. Сиди дома, скоро буду…

Теперь ей нравилось все или почти все, что ее окружало: нравилась эта комната с большим окном, выходящим в сад. Нравилась яблоня в саду, которую посадил отец в год ее рождения, нравилось, как успокоительно, умиротворенно постукивали ее ветви в стекло. Она зацветала каждую весну нежнейшими белыми цветами.

Иногда, правда, девушку охватывал страх: все-таки она жила в прифронтовом городе. Ее муж, Мирослав Новак, капитан контрразведки армии боснийских хорватов, показывал ей фотографии, на которых были запечатлены те зверства, которые творят сербские четники…

Зачем только она уехала из Загреба? Ей так было хорошо в уютной квартире на пятнадцатом этаже. Мирослав учился в военной академии и вполне мог остаться служить в армии республики Хорватия.

Мирослав Новак был старше ее на пятнадцать лет. Его мать жила в соседнем доме, через улицу, и сын часто приезжал навещать ее.

Однажды в магазине Злата почувствовала на себе чей-то взгляд. Это был Мирослав, бравый, подтянутый военный с нашивками капитана, он рассматривал девушку с нескрываемым интересом.

Вечером он пришел к ним в гости. Злата смутилась и заперлась в своей комнате. Но отец заставил ее выйти к столу — пришлось подчиниться. Да и, честно говоря, ее самолюбию льстило, что такой солидный человек обратил на нее внимание.

Тогда Злате было пятнадцать. Она только начинала расцветать нежной, девичьей красотой. Но со временем более выпуклой становилась грудь, круче бедра, увереннее голос и походка, серьезнее взгляд… На нее стали обращать внимание соседские парни.

Но каждое воскресенье из Загреба приезжал Мирослав. Он приходил в церковь послушать мессу и неизменно садился возле Златы.

Однажды, когда возгласили к причастию и прихожане опустились на колени, Злата осторожно взглянула на Мирослава. Тот стоял на коленях, шепча какую-то молитву. Когда клирики отошли от алтаря и стали накрывать стол для причастия белой скатертью, она почувствовала возле уха дыхание и шепот Мирослава:

— Злата, выходи за меня замуж.

Тогда она только смущенно опустила глаза и, встав, направилась к алтарю.

Мирослав Новак оказался на удивление настойчивым поклонником. В восемнадцать лет он повел ее под венец…

А затем увез в Загреб, где у него была своя квартира. Ей нравилось там жить, водить малолитражку, ездить за покупками на знаменитый рынок Долац, ходить в супермаркеты, чувствовать себя обеспеченной замужней женщиной, по выходным гулять в Максимирском парке…

Но столичная жизнь очень быстро приелась. Здесь Злата была вынуждена все время лукавить, изображать любовь, которой не было… Дома должно быть легче, хотя она вышла замуж только по настоянию отца. Когда Хорватия отделилась от Югославии, Злата с удовольствием приняла предложение Мирослава вернуться в родной боснийский город.

Через шесть месяцев после ее приезда произошла первая военная стычка — налет сербов. В результате ее отец погиб, сраженный пулей четника.

После его похорон Злата осталась жить с мамой, помогая ей вести хозяйство, а Мирослав периодически их навешал.

Неожиданно где-то, как показалось Злате — совсем рядом, загрохотали минометы — это начинался обстрел. «Неужели опять сербы, — подумала она, — Мирослав говорил, что местность давно пристреляна сербами. От них давно ждут чего-то подобного».

Разрывы мин сотрясали землю. Зазвенели стекла серванта. Злата посмотрела на него и вскочила с кресла: в его глубине стояла фотография мужа, одетого в форму хорватской армии.

Схватив фотографию, она в растерянности застыла, раздумывая, куда бы ее засунуть. «Если сербы, ворвавшись, увидят этот снимок — Бог весть что они могут сделать».

Злата никогда не испытывала ненависти к сербам — еще во времена СФРЮ она училась в школе, где и сербов, и босняков было достаточно, и тогда никогда бы не смогла поверить, что между сербами и хорватами когда-нибудь начнется война. Впрочем, как любая девушка ее возраста, о политике она задумывалась меньше всего…

Засунув карточку между книг, Злата бросилась в соседнюю комнату — ведь только что Мирослав звал ее и, кажется, что-то говорил, жаль только, что спросонья она не поняла, что именно.

Однако мужа уже не было.

— Господи — где же он?!

Но едва она об этом подумала, как входная дверь распахнулась от мощного удара ногой и в комнату, держа на изготовку оружие, ворвались четники.

Один из них, увидев испуганную хозяйку, присвистнул от удивления. Затем его глаза похотливо сузились и он, довольно потирая руки, направился к ней…

— Ну, как ты? — спросил Емельянов, помогая Чернышеву подняться.

Тот отряхнул со своей одежды пыль и, кисло улыбнувшись, ответил:

— Более-менее. Скоро все должно пройти…