Последний бросок на запад

Емельянов осторожно выдернул из гранаты чеку и, быстро поднявшись на ноги, швырнул ее, целясь в открытое окно.

Раздался взрыв, из окна полыхнуло огнем, и тут же пулемет затих.

Выждав несколько секунд, Чернышев выбежал из-за своего укрытия и быстро догнал друга, приближавшегося к дому.

— Через двери?

— Да! — ответил Дима.

Емельянов подошел к входной двери коттеджа. Прислонившись к стене, он крепко сжал в руках автомат. Чернышев, уперев приклад в плечо, нажал на спуск. В стороны посыпались щепки, замок искривился под ударами пуль и вовсе вывалился почему-то наружу.

Дима резким движением распахнул дверь и ворвался внутрь, тут же открыв огонь из своего автомата — во все стороны брызнуло стекло, полетели щепки отколотой пулями древесины.

Однако стрельба была напрасной — как выяснилось, в гостиной никого не было. Это была большая, просторная комната, посередине которой стоял мягкий кожаный диван. Напротив него высился огромный телевизор. На журнальном столике было много початых и непочатых разнокалиберных бутылок. Бренди, виски, коньяки…

Справа, за открытой дверью, виднелась кухня. Там на столе стояла включенная, судя по горящему красному огоньку индикатора, кофеварка.

Сразу против входа находилась винтовая лестница, которая вела на второй этаж. Левее были три расположенные по одной стороне двери.

Подойдя к первой, Емельянов распахнул ее ударом ноги. Это была спальня. Кровать была не застелена, на белом ковре валялась раскиданная одежда… Закрыв дверь, он посмотрел на Чернышева, который выходил из другой комнаты.

— Никого?

— Никого!

— Давай в третью, потом наверх…

В следующей комнате находилась женщина. Она была бледна, как мел, и прятала за спиной двоих детей.

Не увидя здесь никакой опасности, Емельянов аккуратно закрыл дверь и, махнув рукой Вадиму, пошел по лестнице, стараясь двигаться бесшумно.

Не успел он преодолеть и половину пути, как раздался выстрел, и над его головой просвистела пуля. Сбив деревянную дощечку, из которых был собран резной орнамент, украшавший лестницу, она застряла в перилах.

Емельянов замер. Затем отстегнул от пояса фанату и швырнул ее наверх. Через несколько секунд раздался взрыв, истерический женский вопль внизу, детский плач и грохот разбиваемого стекла — большая хрустальная люстра в гостиной на первом этаже не выдержала и упала на стол, сокрушая бутылки.

Через мгновение Емельянов был на втором этаже, судорожно сжимая в руках готовое в любой момент выстрелить оружие. Но это было уже ни к чему: комната, искореженная двумя взрывами, напоминала кровавую мясорубку. Оторванная рука валялась на кровати. Ее кисть продолжала сжимать пистолет, и Дмитрий отметил, что рука была неестественно-белой — точно из мрамора.

Тело, нашпигованное осколками, лежало в углу. Из живота вылезли кишки. Стены и даже потолок были забрызганы кровью. Пух из разорванной взрывом перины снежинками кружил по комнате, оседая на липком окровавленном теле…

— Господи… — только и сказал Чернышев, закрывая левой рукой рот, — в воздухе стоял удушливый запах горелого мяса и пороха. Бывшему омоновцу стало дурно…

Емельянов скривился и подбородком указал в сторону смежной комнаты, дверь которой была вынесена взрывной волной и валялась посередине комнаты.

Вадим взял автомат на изготовку и шагнул в дверной проем.

— Пусто! — послышался его голос. — Этот ублюдок был один.

В этот момент снизу послышался грохот и звук неумолкаемой речи.

Емельянов кубарем скатился с лестницы, готовый к бою. Но картина, которую он увидел, заставила только нервно рассмеяться — на кожаном диване восседал Горожанко, держа в одной руке чашку с кофе, в другой пульт управления телевизором. Автомат он положил себе на колени.

— Вот это да! — воскликнул наемник, поворачиваясь к Диме. — Кайф! Давненько такого не было.

— Ты бы хоть поинтересовался, кто есть в доме, прежде чем за кофе хвататься! — сердито буркнул Емельянов.

Нервная система бывшего десантника отличалась завидной тренированностью, однако после того, что он видел наверху, ему стало немного не по себе.

— Так я смотрю — дверь выломана, вас нигде не видно. Значит, вы в доме. Чего мне бояться? — беспечно ответил Горожанко, наливая кофе в чашку. — На, держи, горячий еще!

Емельянов недовольно поморщился, но кофе взял.

«Как знать, — подумал он, — может быть, этот кофе поставил варить тот хорват, который стрелял в нас и от которого теперь кровавое месиво осталось…»

Перед глазами встала та же картина — кровь, неестественно белая, точно мраморная, рука, обрубок туловища, который казался таким маленьким…

«Ладно, нечего тут сопли распускать, — попытался успокоить себя Емельянов, — все-таки я знал, куда шел… Тут война».

— А ты будешь? — спросил он у Вадима, который спустился вслед за ним.

Чернышев недоуменно уставился на предложенный напиток. Затем схватился за живот и, громко ойкнув, скрылся за дверью туалета.

— Что с ним? — удивленно спросил Андрей.

Емельянов неопределенно махнул рукой.

— Да там мужика, который из пулемета стрелял, на куски разорвало… Неприятное зрелище… А у Вадима по жизни желудок слабый, все время мучается…