Я в самом деле отправился в Виндзор, однако не затем, чтобы там оставаться. Я поехал туда лишь для того, чтобы получить согласие Айдрис, а затем вернуться в Лондон, занять место рядом с моим несравненным другом, разделить его труды и, если суждено, спасти его ценою собственной жизни. И все же я боялся своим решением причинить горе Айдрис. Когда-то я в сердце своем поклялся ни разу не омрачить ее лик никаким, даже самым легким, огорчением. Неужели теперь, в столь страшный час, я нарушу свою клятву? Я отправился в путь с величайшей поспешностью, а сейчас мне хотелось продлить его на недели и месяцы; хотелось избежать необходимости действовать; хотелось ни о чем не думать. Тщетно! Будущее, словно мрачное видение, возникающее в фантасмагории, подступало все ближе и ближе, покрывая своей тенью всю землю.
Случайное обстоятельство побудило меня свернуть с обычной дороги к дому и ехать через Эгем207
и Бишопгейт. Я вышел из экипажа возле старого домика Пердиты, послал экипаж вперед и решил идти к замку пешком, через парк. Эти места, овеянные сладчайшими воспоминаниями, вид опустелого домика и запущенного сада как нельзя лучше питали мою печаль. В самые счастливые наши дни Пердита украсила свое жилище всем, что искусство могло добавить к красотам природы. Со свойственной ей склонностью к крайностям она после разрыва с Раймондом совершенно его забросила. Домик разрушался; олени, переступив через сломанную изгородь, расположились на цветниках; порог зарос травою; оконная рама, скрипя и раскачиваясь на ветру, говорила о полном запустении. Над всем этим синело небо, и воздух был напоен ароматом редких цветов, которые еще росли среди сорняков. Деревья шелестели, природа пела свою любимую мелодию. Однако печальный вид заросших дорожек и клумб омрачал даже веселую летнюю картину. Миновало время, когда мы собирались здесь с гордым и счастливым чувством собственной безопасности. Скоро уйдет в прошлое и нынешний день; а тени дней грядущих мрачно и грозно выступают уже из чрева времени, где они рождаются и гибнут. Впервые в своей жизни я позавидовал вечному сну мертвых и с радостью подумал о ложе под дерном, не доступном ни горю, ни страху. Выходя через пролом в изгороди, я почувствовал, как к горлу подступают слезы, и кинулся в глубь леса. О смерть и перемена, властители нашей жизни, где вы, чтобы я мог сразиться с вами?! Что в нашем спокойствии и счастье возбуждало в вас зависть и за что вы разрушили их? Мы были счастливы, мы любили и были любимы, и рог Амалтеи208 не таил в себе ничего, что нам недоставало, но увы! —la fortuna deidad barb ага importuna, оу cadaver у ауег flor, no permanece jamas!*
209Пока я шел и размышлял, мне встретилось несколько поселян. Они казались весьма озабоченными; донесшиеся обрывки их разговора побудили меня подойти к ним и расспросить, в чем дело. Оказалось, что некие люди, бежавшие из Лондона, как это теперь частенько бывало, поднялись по Темзе в лодке. Никто из жителей Виндзора не захотел их приютить; поэтому, поднявшись немного выше по реке, они заночевали в заброшенной хижине возле Болтерова шлюза210
. Наутро они отправились дальше, оставив там одного из них, заболевшего чумой. Когда это сделалось известно, никто не решился приблизиться ближе чем на полмили и несчастный должен был в одиночестве сражаться, как умел, с болезнью и смертью. Сострадание заставило меня поспешить к хижине, чтобы увидеть его и помочь ему.По пути мне попадались кучки людей, со страхом говоривших о случившемся; как ни далеко они были от пугавшего их места, все лица выражали страх. Некоторых из этих трусов я повстречал уже на тропе, что вела к хижине. Один из них остановил меня и, полагая, что мне ничего не известно, сказал, чтобы я не шел дальше, ибо там находится зараженный чумою человек.
— Знаю, — ответил я, — и иду посмотреть, в каком состоянии этот несчастный.
Среди собравшихся пробежал шепот удивления и ужаса, а я продолжал:
— Бедняга всеми покинут и умирает без помощи. И Бог знает, когда, в нынешнее страшное время, один из нас или все мы будем нуждаться в такой же помощи. Я поступлю так, как хотел бы, чтобы поступили со мною.
— Но вы не дойдете до замка… Как же леди Айдрис и дети? — донеслось до меня.
— А знаете ли вы, друзья мои, — сказал я, — что сам граф, наш нынешний лорд-протектор, ежедневно посещает не только людей, которые, быть может, заболели, но и тех, кто в больницах; что он подходит к ним и даже касается их? И никогда еще он не был здоровее. Вы сильно заблуждаетесь насчет природы чумы. Но не бойтесь, никого из вас я не прошу сопровождать меня или верить мне, пока не вернусь от больного цел и невредим.
Оставив их, я поспешил дальше и скоро был у полуотворенной двери хижины. Я вошел и сразу же убедился, что ее обитатель мертв. Он лежал, уже окоченевший, на куче соломы. Хижину наполняло зловоние; были и другие признаки, говорившие о страшном недуге.