Последний человек

Гордость и нежность боролись в ней и пришли к некоему согласию. Она будет видеться с Раймондом, раз уж сама судьба привела его к ней; постоянством и преданностью Эвадна заслужит его дружбу. Но ее права на эту дружбу и столь дорогая ей независимость не будут омрачены никакой корыстью и сложными чувствами, связанными с положением благодетеля и того, кто эти благодеяния принимает. Она была сильна духом; она умела подчинить свои нужды собственным решениям и терпеть холод, голод и страдания, но не уступить судьбе ничего из того, что считала спорным. Печально, что столь сильная воля и горделивое презрение к собственным потребностям не всегда сочетаются в человеческой натуре с такой же высотой нравственного чувства. Решимость, позволявшая Эвадне сносить лишения, происходила от чересчур сильной страсти, и этой неистовой страсти предстояло погубить того кумира, чье уважение она стремилась сохранить, подвергая себя лишениям.

Их встречи продолжались. Эвадна рассказала другу всю повесть своей жизни: и как запятнала она свое имя в Греции, и какой, со смерти мужа, тяготеет над ней грех. Когда Раймонд предложил обелить ее, показать всему миру ее истинный патриотизм, она сказала, что только нынешними лишениями надеется облегчить свою совесть, что для ее душевного состояния, пусть оно кажется ему безумием, труд является целительным лекарством; и наконец вынудила его поклясться, что хотя бы в течение месяца он не станет обсуждать свои намерения относительно нее, после чего обещала отчасти уступить ему. Она не могла скрыть от себя, что всякая перемена разлучит ее с ним; а теперь Эвадна видела его каждый день. Адриан и Пердита ни разу не были ими упомянуты; он появлялся словно метеор, словно одинокая звезда, в урочный час всходившая на ее горизонте; его появление приносило блаженство; звезда заходила, но ей не грозило затмение. Он каждый день приходил в ее убогое жилище, и присутствие его преображало чердак в храм, напоенный ароматами, освещенный светом небес. «Меж миром и собой они воздвигли стену»⁹². Там, за стеной, бесновалась тысяча гарпий; муки и угрызения совести ждали своего часа, чтобы ворваться. Здесь же царили мир и невинность, безрассудные, иллюзорные радости и надежды, чей якорь был укреплен в изменчивом дне.

Пока Раймонд погружался в видения власти и славы, пока он готовился подчинить себе силы природы и сердца людей, его сердце оставалось без внимания; из незамеченного источника родился мощный поток, который сокрушил все, сотворенное его волей, и унес с собою и славу, и надежды, и счастье.

Глава девятая

Что же делала в это время Пердита?

В первые месяцы его протектората Раймонд и она были неразлучны; с нею обсуждал он каждый свой замысел; каждый план требовал ее одобрения. Никогда не видел я никого счастливее моей милой сестры. Ее выразительные глаза сияли словно звезды, излучавшие любовь; надежда и безоблачная радость светились на ее лице. Она до слез радовалась славе своего супруга и господина, вся жизнь ее была служением ему; и если, несмотря на свое смирение, она бывала довольна собою, то только при мысли, что завоевала любовь героя века и сохраняет ее уже не первый год, когда время отнимает у любви питающие ее источники. Собственное ее чувство было столь же сильным, как и вначале. Пять лет брака не погасили ослепительное сияние страсти. Большинство мужчин грубо рвут священный покров, в который женское сердце облекает своего избранника. Не таков был Раймонд; это был чародей, чья колдовская сила не убывала; король, чья власть оставалась незыблемой; в мелочах повседневной жизни его украшали все те же изящество и величавость: то божественное, чем наделила его природа, ничто не могло отнять. Под взорами расцветала красота Пердиты и множились ее достоинства. Я не узнавал свою сдержанную, задумчивую сестру в обворожительной и щедрой супруге Раймонда. На лице Пердиты, выражавшем ум, теперь светилась также любовь к людям, и это делало ее красоту божественной.

Полное счастье идет рука об руку с добротой, страдание и доброта могут существовать вместе, и писатели охотно изображают это сочетание, обладающее трогательной гармонией. Однако полное счастье — то, что присуще ангелам, и те, кто достиг его, становятся ангелоподобны. Религия, как говорят, порождена страхом — но только та религия, которая требует от своих приверженцев человеческих жертв. Религия, порожденная счастьем, воистину прекрасна; она извлекает из сердец пылкие благодарственные молитвы, побуждает изливать перед Создателем переполняющие нас чувства, питает воображение и поэзию, наделяет весь видимый мир благожелательным разумом и превращает землю в храм, увенчанный куполом небес. Вот какое счастье, доброта и благодарственная молитва наполняли душу Пердиты.