Последний человек

— За то, чтобы поверить тебе, — воскликнула Пердита, — я отдала бы все на свете и рада была бы умереть, чтобы и в смерти чувствовать, что ты был мне верен. Но это невозможно!

— Пердита, — продолжал Раймонд, — ты не видишь, что стоишь на краю пропасти. Думай, если хочешь, что я вступил на свой нынешний путь без мук и сомнений. Я знал, что у тебя могут возникнуть подозрения, но надеялся, что одним своим словом сумею их рассеять. Я рассчитывал на твое доверие. Ты думаешь, что можешь спрашивать меня и презрительно отметать мои ответы? Так низко я еще не пал, и честь моя не настолько запятнана. Ты любила меня, а я тебя обожал. Но все чувства людей имеют конец. Пусть наша любовь угаснет — но пусть на смену ей не приходят недоверие и взаимные упреки. До сих пор мы были друзьями, любовниками — нельзя, чтобы мы сделались врагами и шпионили друг за другом. Я не могу жить под подозрением, ты не можешь мне верить — давай же расстанемся!

— Да! — вскричала Пердита. — Я знала, что мы придем к этому! И разве мы уже не разлучены? Разве не разделяет нас пропасть, безбрежная, как океан?

Раймонд встал; голос его прерывался, черты были искажены. Со спокойствием, в котором таилась буря, он ответил:

— Я рад, что ты принимаешь мое решение столь философски. Разумеется, ты великолепно сыграешь роль оскорбленной жены. Порой тебя будет посещать мысль, что ты оскорбила меня. Но утешения твоей родни, всеобщее сочувствие и приятное сознание собственной невинности станут целительным бальзамом… Меня ты больше не увидишь!

Раймонд направился к дверям. Он забыл, что каждое сказанное им слово было ложью. Он разыграл невинность так, что сам в нее поверил. Разве не случалось актерам плакать, изображая вымышленную страсть? Раймонд всецело проникся реальностью вымысла. Он держался гордо. Он чувствовал себя оскорбленным. Пердита подняла глаза и увидела его гневный взгляд. Он уже коснулся дверной ручки. Она вскочила и, рыдая, бросилась ему на шею; он взял ее за руку? подвел к оттоманке и сел рядом. Голова ее опустилась ему на плечо; Пердита дрожала, ее то охватывал жар, то пробирал холод; видя это, Раймонд заговорил более мягко:

— Удар нанесен. Однако я не хочу проститься с тобой в гневе. Слишком многим я тебе обязан. Я обязан тебе шестью годами безоблачного счастья. Но они миновали. Я не хочу быть предметом подозрений и ревности. Для этого я слишком тебя люблю. Только расставшись навек, мы можем поступить до-сгойно и не унизимся. Наш союз был основан на доверии и преданности. Утратив их, мы не станем цепляться за пустую скорлупу. У тебя есть твое дитя, есть Айдрис, Адриан…

— А у тебя, — вскричала Пердита, — есть та, которая написала это письмо!

Глаза Раймонда сверкнули негодованием. Он знал, что это обвинение было и в самом деле несправедливым.

— Можешь думать так! — крикнул он. — Можешь лелеять эту мысль, класть ее под подушку. Можешь! Но клянусь Создателем, что в аду не больше лжи, чем в произнесенных тобой словах!

Пердита была поражена этим страстным утверждением. Она ответила серьезно и тихо:

— Я не отказываюсь верить тебе, Раймонд. Напротив, я обещаю полностью верить твоим словам. Скажи только, что никогда не нарушал верность мне, и ты тотчас развеешь все мои подозрения, сомнения и ревность. И все будет как прежде. Мы будем с тобой одним сердцем, одной надеждой, одной жизнью.

— Я уже уверял тебя в своей верности, — холодно сказал Раймонд. — К чему уверять трижды, если отвергнуто первое уверение? Я не скажу более ничего, ибо мне нечего добавить к уже сказанному и отвергнутому тобой. Эти препирательства недостойны нас обоих, и я, признаться, устал отвечать на обвинения, столь же необоснованные, сколь обидные.

Пердита пыталась что-нибудь прочесть на его лице, но он гневно отвернулся. Его гнев казался столь естественным, что сомнения ее рассеялись. Ее лицо, столько лет выражавшее лишь любовь, снова засияло. Однако смягчить и умиротворить Раймонда оказалось нелегким делом. Сперва он не захотел выслушать ее. Она настаивала. Поверив, что по-прежнему любима, Пердита была готова на все, лишь бы развеять его гнев.

Он хранил надменное молчание, однако слушал. Прежде всего Пердита сказала, что вериг ему безгранично; это он должен знать, иначе она не стала бы его удерживать. Она напомнила ему о годах счастья; обрисовала и будущую их жизнь; упомянула об их ребенке — и тут глаза ее наполнились непрошеными слезами. Она старалась удержать их, и ей стало трудно говорить. Раньше она никогда не плакала. Раймонд не устоял перед этим выражением горя. Быть может, он немного устыдился своей роли обиженного, когда на самом деле был обидчиком. К тому же он действительно очень любил Пердиту; поворот ее головы, блестящие локоны и стройный стан вызывали в нем нежность и восхищение; ее мелодичный голос проникал ему в самую душу. Он смягчился, принялся утешать и ласкать ее, а себе внушать, что никогда ей не изменял.