Последний человек на Луне

Сотрудники фирмы Boeing вновь вышли на работу после решения в последнюю минуту спора о зарплатах, и это означало, что нынешней ночью пикетов в космическом порту не будет. Мы бы, конечно, улетели всё равно. Авария компьютера в зале управления запуском заставила всех переключиться на альтернативную систему, но не нарушила отсчета всерьез. Я и Чак Ла Пинта ухмыльнулись друг другу, когда я втискивал в скафандр болящую задницу и воспаленную ногу. Когда меня спросили о самочувствии, я немного приврал, и он об этом знал. Это мелочь. Рон выкурил последнюю сигарету, которую мы могли себе позволить на ближайшие две недели. Память о ней, похоже, не давала ему покоя, потому что едва ли не первое, что он сделал на корабле спасательного отряда – стрельнул у моряка сигарету.

Улучив момент, когда мы остались одни, я посоветовал Джеку и Рону, поскольку они не имели представления о том, на что подписались, впитывать те ощущения, с которыми они вскоре столкнутся. «Когда начнется полет, мы будем извиваться змеей, трястись и крутиться. Просто держитесь и делайте то, к чему готовились, – сказал я им. – Но я хочу, чтобы вы насладились этим, получили удовольствие от каждой секунды, пока оно не пройдет. Это будет одно из самых захватывающих впечатлений в вашей жизни, и нам не удастся повторить его». Они не знали, что ответить. Я же вспомнил, как Том Стаффорд пытался объяснить мне потрясение от входа в атмосферу на «Джемини», а я не мог уловить, что он хочет сказать. Есть вещи, которые нельзя понять, пока они не случились. Просто моим товарищам по экипажу предстояло получить жизненный урок, и они должны были пройти через него сами.

Прежде чем надеть гермошлемы и начать дышать кислородом, мы пошутили об ощущении пустоты в карманах как реакции на «почтовый скандал» «Аполлона-15». Теперь мы могли взять с собой не более дюжины личных предметов, и абсолютно ничего – нуль, пустота, – что могло бы принести нам хоть цент с этого полета. Это значило, что мы должны были разочаровать множество друзей и родственников, которые хотели отправить с нами какую-нибудь безвредную безделушку. Когда один репортер спросил у меня, что я возьму с собой к Луне, я ответил: «Рона и Джека».

На самом деле у меня были с собой американский флаг и эмблемы предыдущих полетов, а также золотые «крылышки», особое кольцо моего отца и памятные вещицы для Трейси, Барбары, мамы и Ди. И все же я был расстроен тем, что новые правила не позволяли взять с собой небольшие знаки благодарности близким друзьям и тем людям, которые подняли этот «Сатурн» в небо.

Облачившись в скафандры и продышав чистым кислородом отведенное время, мы вразвалку вышли наружу. Барбара и Трейси ждали около лестницы, так что я смог еще раз обнять их. Боже, это было так хорошо, но их присутствие еще раз напомнило мне об угрозе терроризма. Возможность того, что какой-нибудь безумец попытается сделать из «Сатурна» дырявое корыто, меня не волновала, потому что я знал, что люди Чарли повсюду. Но безопасность моей семьи беспокоила меня с самого первого дня, когда я узнал об этом, и я постоянно мучился от мысли о том, что они останутся под угрозой, когда я буду на Луне, за 400 000 км отсюда. Кошмарные сценарии многие недели отравляли меня. Что я буду делать, если террористы захватят мою дочь и потребуют, чтобы я осудил свою страну в то время, как весь мир смотрит на нас? Сегодня мне не нужно отвечать на этот вопрос, а тогда я просто не знал.

Мы смогли бросить первый взгляд на собравшиеся толпы, когда наш специальный микроавтобус ехал от гостиницы астронавтов до площадки. Имея на голове большой аквариум, именуемый гермошлемом, я не мог слышать ничего, кроме постоянного шипения кислорода из чемоданчика средств жизнеобеспечения, но я видел, как люди радуются, и представлял себе хор их голосов. Яркие фонари покрывали пятнами света ночной ландшафт на знакомом пути сквозь тьму мимо здания VAB, мимо пресс-центра и вдоль той самой дороги, по которой «Сатурны» вывозили на старт. Прожектор вертолета, висящего над нами, улучшал видимость водителю, потому что на этом этапе игры нам совсем не улыбалось случайно наехать на какого-нибудь зеваку. Вдали в небе скрещивались едва заметные лучи света. Я наклонился головой вперед и почесал нос об небольшой кусок липучки, приделанный к лобовому стеклу как раз для этой цели.

Процесс прохода на стартовую площадку, который я так хорошо знал, на этот раз приобрел какой-то почти религиозный характер. Всё дело было в сотнях тысяч людей, и нас окружало вполне ощутимое общее настроение. Это последний полет «Аполлона»! К моменту, когда мы дошли до лифта, я чувствовал себя совершенно очарованным и улыбался до ушей.