Последний день лета

Новенький одновременно обрадовался и смутился.

— Ой, Саш, я только рад, но у нас, ну, не прибрано…

— Напугал ежа, — фыркнул Шаман. Подразумевалось «голой жопой», но эту присказку восьмиклассники давно для удобства сократили вдвое.

— Ты не думай, я ничего, — не унимался Степа, — но, может, ты к Витьку или Аркаше лучше? У нас и спать-то негде, я сам на раскладушке…

— К Пуху его родаки сто пудов не пустят. А у Крюгера дома вообще пиздец, — прозорливо заметил Саша — и вдруг совсем по-детски ойкнул и покраснел, ища глазами бабушку. От жизни со взрослыми он отвык — и базар, как это называлось в бригаде, давно уже не фильтровал.

Новенький прыснул и сделал успокаивающий жест — Баба Галя стояла у окна и молча смотрела незрячими глазами на улицу. К разговору внука она явно не прислушивалась. Кстати…

— Ба-а! — громко сказал Степа. — Можно у нас Саша переночует? У него родители уехали, и ему одному дома страшно!

Шаман от такой постановки вопроса выпучил глаза и встопорщился, но Новенький очень хорошо знал, чтó он делает: в восприятии бабушки и он, и его ровесники, и, как он подозревал, его мама были сущими детьми, боявшимися темноты, грозы и

того, кто спит под курганами

бабайки.

Бабушка повернулась на голос и заохала:

— Конечно, ради бога, сколько угодно! Я постелю в твоей комнате, надо только Васю попросить раскладушку достать!..

Его комната сгорела. На раскладушке спал он сам. Отца Василия не было в живых.

— Ба, мы разберемся! Отдыхай! Нам еще уроки надо сделать, раскладушку сами достанем! — бодро сказал Новенький, косясь на Шамана. Если бы тот улыбнулся, или скривился, или проявил вообще хоть какую-нибудь неподобающую эмоцию, Степа выгнал бы его на 5-ю линию и захлопнул бы дверь — и пофигу, что у него там за «беспонтовая ситуация». Вместо этого Саша нейтрально сказал:

— Мне Дрын, то есть Марлен Иваныч, тренер мой, сказал на полу спать. Типа, для осанки полезно или что-то такое.

— А п-п-подушка? — другого ответа Новенький не придумал.

— А у меня с собой, — Шаман улыбнулся и подопнул ногой свою сумку.

Бабушка еще поохала, опустилась на кровать и прикрыла глаза. Машка моментально с муром запрыгнула следом и свернулась у нее в ногах.

На самом деле, перетоптаться у Новенького Саша решил не только из-за семейных обстоятельств Пуха и Крюгера — Новое поселение обладало в этом смысле рядом неоспоримых преимуществ перед многолюдным и шумным районом ЦГБ, где жили остальные друзья. Об этих преимуществах Саша знал из некоторых оговорок брата, да и сам уже успел догадаться. Даже воздух на Нахаловке, казалось, был гуще и тяжелее, чем каким-то километром юго-восточнее. С Шанхая, как в старые времена с Дона, выдачи не было.

— Ну и хорошо, — вдруг просиял Новенький; если бы он увидел себя со стороны, то не на шутку удивился бы: он так давно искренне не улыбался, что мышцы лица, кажется, забыли, как это делается. — Пошли чаю попьем. Только у нас, ну, не с чем…

— Так прём купим, там ларек у вас через квартал. Печенье или там, не знаю, «Баунти»… Я, правда, не буду, и так всю форму растерял с этой ху… хренотенью.

Новенький потупился. Как сказать, что у них совсем нет денег, он не знал. Шаман издал вопросительный звук, потом сказал «а» и вжикнул молнией сумки — помимо подушки, аккуратно сложенной одежды и черных кожаных боксерских перчаток, там лежало несколько перетянутых зелеными резиночками пачек денег. Купюры были разного достоинства, не очень чистые и мятые, но было их такое количество, что Степа выпучил глаза — столько денег сразу он в жизни никогда еще не видел. Только в фильмах по видику, но там были деньги совсем другого цвета, а принадлежали они, как правило, каким-нибудь гангстерам, которые… А, ну да.

— Я не возьму! — решительно сказал он.

— А я тебе и не даю, — ответил Шаман. — Это Лехины бабки, ему понадобятся сто процентов, когда объявится. Просто в хате их без понту было оставлять, там перевернут всё, если не уже. Но из-за печенья брат точно быковать не будет, не настолько же он еба… поехавший. Пошли, короче.

Он отщипнул несколько сторублевок от одной из пачек, сунул в карман и двинул к дверям.

— Саш, слушай, — неожиданно для себя сказал вслед ему Новенький. — А можно кошке немного «Вискаса» купить? Я отдам!.. У нас просто макароны сейчас, а она их плохо ест…

Его голос задрожал. Еще не закончив фразу, Степа возненавидел себя за то, что у кого-то что-то просит — пусть не для себя, пусть для Машки, но он сразу ощутил себя настолько униженным и жалким, что…

Уже держась за дверную ручку, Шаман нетерпеливо махнул другой рукой.

— Пошли уже, кайф горячего, да лягу я. Ушатался что-то. Сделаем всё.

Новенький снял с гвоздя свою старую ветровку и вышел следом за другом на улицу. Вдруг он кое-что вспомнил, устыдился собственного эгоизма и затараторил:

— Санек, а как же твоя собака? Ей же гулять надо, кормить ее, как она там без тебя? А к нам ее нельзя, она на Машку нападет!.. А если к тебе кто-то придет, а она там? Что же делать?!