Отложив гитару, Вадим посмотрел на недопитую бутылку, усмехнулся, снова лёг на диван и уснул — крепко, без сновидений.
Он окончательно проснулся, когда было уже совсем светло, и яркое солнце яростно било в окна. Небо было синим и безоблачным, без обычной для северной столицы серой хмари. Вадим встал, пошёл в ванную и принял контрастный душ, сначала горячий, потом холодный, выгоняя из тела похмельную дрожь. Растёрся махровым полотенцем, тщательно побрился и сварил себе кофе.
"Я знаю, как я буду жить, — думал он, глядя из окна кухни на белую гладь затянутого льдом Финского залива и прихлёбывая обжигающий напиток. — Энергоинформационный слой — какие ещё сокровища Вселенной там хранятся? Доступ туда опасен, но если подойти с умом… Нож бандита убивает, скальпель хирурга лечит — всё дело в том, что за рука держит клинок…"
Потом он взял телефон и набрал номер Лидии. И услышав в трубке её голос, произнёс слова из песни Владимира Высоцкого, вложив в них всю теплоту, на которую был способен:
— Ну, здравствуй, это я…
Последний мечтатель
Продолжение повестей "Последний алхимик", "Последний повелитель муз" и "Последний офицер".
Часть первая. Время Тьмы
Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город.
Огромный город спал. Это не был крепкий сон уставшего труженика или сладкий отдых утомлённого любовника — город спал тревожно, терзаемый страхом перед будущим утром, как спит в подвале бездомный бродяга, не знающий, что он будет завтра есть, и будет ли что-то есть вообще. Город спал тяжёлым и беспокойным сном, наполненным кошмарами, которые вдруг сделались реальностью и постоянно напоминали о себе, не давая издёрганным нервам ни минуты покоя.
Густая чернильная тьма бесшумно ступала мягкими лапами по вымершим улицам, забывшим свет и смех — трудно смеяться в лицо ожившему призраку тёмных веков, а огни города погасли: энергия стала единственной валютой, и тратить её просто так сегодня было столь же нелепо, как некогда, всего два года назад (или прошла уже тысяча лет?) освещать себе дорогу горящими денежными купюрами. Да и не было никакой нужды заливать светом бывшие оживлённые магистрали — бесчисленные автомобильные стада неподвижно замерли там, где их застал Обвал. Мало кто мог теперь позволить себе жечь драгоценный бензин, и роскошные лимузины, предмет былой гордости их владельцев, превратились в бесполезный металлолом. И самим людям нечего было делать на ночных улицах: там царил первобытный страх джунглей, где ценность человеческой жизни — величина, близкая к нулю. И город спал, тщетно пытаясь хотя бы во сне спрятаться от того, что обрушилось на него, на страну и на всю планету.
Город был тёмен, тих и безлюден, и только серые тени минувших веков шастали под сырым ветром по его мостовым, скользили над стылой водой каналов, пялились в темноту незрячими глазами и шептали беззвучные то ли молитвы, то ли проклятья…
Машина — джип не первой свежести — катилась по Университетской набережной от моста лейтенанта Шмидта к стрелке Васильевского острова на малой скорости, экономя лимитированное горючее. Двигатель работал почти неслышно, и скрип "дворников", время от времени смахивавших с ветрового стекла накопившиеся капли мороси, казался в ночной тишине скрежетом ножа по тарелке.
Люди в джипе молчали. Водитель, надвинувший на глаза прибор ночного видения, сосредоточенно смотрел вперёд — машина шла с потушенными фарами. Двое на заднем сидении, держа на коленях десантные автоматы, внимательно просматривали свои сектора — особенно левый, где стояли старинные здания Петербурга. Вряд ли кто-то из "шакалов" прятался здесь, в самом центре города, но неосторожность или простая небрежность могла дорого обойтись — дружинники хорошо усвоили эту истину.
Вадим, сидевший на правом переднем сидении, поглядывал на тусклую ночную Неву — в слабом свете звёзд вода походила на тягучий жидкий металл, медленно сочившийся из-под тёмных пролётов Дворцового моста. "А ведь ещё так недавно, — думал он, — арки мостов сияли гирляндами огней, и дома на набережных были ярко освещены, и Медный Всадник летел ввысь в голубых лучах прожекторов. А теперь… Чёрт, курить охота… Ничего, это уже последний круг".