Он понемногу успокаивался, хотя в глазах его ещё плавал пережитый страх. "Да, — с невольным уважением подумал Вадим, — мужик ты, однако, Александр Николаевич. Выйти в одиночку на ночные улицы нынешнего Питера — это, я вам скажу… Чёрт бы побрал этих спекулянтов… Они ведь, гниды, наверняка в доле с "крысами" — наводят их на добычу. Но люди всё равно к ним идут и меняют драгоценности на хлеб насущный — социальная система не отлажена и работает с перебоями. Всё как в любые смутные времена, будь то блокада или военный коммунизм…".
Костомаров знал ситуацию не понаслышке. После Обвала и последовавшего за ним краха привычной схемы "деньги-товар" из архивов были извлечены методы, проверенные во времена войн и прочих потрясений, но параллельно с распределением, которое шло через пень-колоду, в очередной раз возродился натуральный обмен. Спекулянтов расстреливали, но они появлялись снова и снова — хватало на этой планете людей, стремящихся нажиться на чужой беде, невзирая на любой риск. А вокруг менял волчьими стаями кружили аутсайдеры, признающие только один способ существования: грабёж. "Шакалы" и "крысы" охотились за социальными чипами, которые все интегрированные в рождающееся в муках общество постоянно носили с собой. Чип содержал в себе полную информацию о владельце, включая биометрию, и позволял законопослушному гражданину рассчитывать на гарантированный прожиточный минимум. Считалось, что подделать чип нельзя, однако появились умельцы, менявшие чип-данные и адаптирующие чужой чип под нового владельца. Задача облегчалась тем, что вживлённые чипы с высокими степенями защиты не получили распространения — отношение к ним было неоднозначным: не без основания предполагалось, что вживлённый чип может спровоцировать раковое заболевание. И социальные чипы носили на шеях — на коротких прочных цепочках, чтобы драгоценную "пайцзу" не так просто было снять. Однако это не всегда спасало: аутсайдеры снимали чипы вместе с головами жертв. И если "шакалов" интересовали только чипы и ценности из числа реальных — еда, одежда, оружие, лекарства, — то для "крыс" представлял интерес и сам носитель чипа: чисто с гастрономической точки зрения. Вадим поначалу не верил в рассказы о людоедах, но пару раз приняв участие в рейдах по районам трущоб, убедился: это страшная правда. Он не рассказал об этом Лидии, но ему самому долго снились обглоданные человеческие кости, найденные дружинниками в подвале заброшенного дома на Лиговке.
— Сделано, командир, — доложил подошедший к ним ополченец. — Как есть "крысы" — чистопородные. Отощавшие, небритые, одёжка драная, чипов нет и в помине. А вот их амуниция, — он протянул Костомарову увесистую матерчатую сумку. — Три ствола, четыре ножа, топор, коммуникатор — новенький, спёрли где-то, сволочи.
— Добро, — Вадим кивнул, — положи пока в машину. Садитесь, Александр Николаевич, — сказал он Свиридову, — поедем домой. Мы с вами соседи — вам сегодня ещё раз повезло, хотя это уже мелочь по сравнению с главным везением.
Однако поехали они не сразу. Костомаров доложил военному коменданту города о происшествии, и им пришлось ждать прибытия армейского бронетранспортёра. К счастью, ожидание было недолгим — по пустым ночным улицам бронированная машина примчалась с Петроградской стороны через десять минут. Вадим записал на диктофон доклад о короткой ночной схватке и передал военным трофеи (зажилив для порядка один хороший нож). Отчёта об израсходованных патронах усталый капитан, командовавший армейцами, не потребовал и даже угостил Вадима сигаретой.
— Везёт тебе, как утопленнику, — сказал он, наблюдая, как его солдаты закидывают в тесное нутро бэтээра трупы "крыс", — в этом секторе давно уже тихо, ан нет, выкопал ты всё-таки шмат грязи. Ну, будь, — закончил он, бросая окурок. — Поехали!
— Удачи, капитан! — ответил Костомаров и повернулся к водителю. — Как ухо, болит?
— До свадьбы заживёт, — натянуто улыбнулся тот. — Будем считать, что мне сегодня тоже повезло.
"Всегда бы так, — подумал Вадим, садясь на своё место. — Знал я ребят, которым за эти месяцы повезло куда меньше".
Оставшаяся часть пути прошла в молчании — говорить никому не хотелось.
— Счастливо, Александр Николаевич, — сказал Вадим, когда джип остановился возле дома Свиридова, — несите домой своё молоко. Только больше так не делайте, договорились? А то оставите своего ребёнка сиротой, а жену вдовой.
— Спасибо, — вежливо ответил химик. Он выбрался из машины, обернулся и спросил наблюдавшего за ним Костомарова:
— А как вас зовут?
— Вадим Петрович Костомаров. Командир сто семнадцатой народной дружины.
— Спасибо, Вадим Петрович. Вы и ваши ребята спасли мне жизнь, хотя я, наверно, заслужил, чтобы меня…
Не договорив, он втянул голову в плечи, ссутулился и побрёл к своему подъезду.
"Странный мужик, — подумал Вадим, глядя, как химик шевелит губами, разговаривая через домофон с охранником. — Хотя — у всех у нас свои тараканы".
Тремя годами раньше
Клавиша "Enter" нажалась легко, с тихим щелчком, буднично — как всегда.
Алхимик инстинктивно сжался.