Читаем Последний гетман полностью

– Чего доброго, вместо меня в фавор пойдет! Кирилл снова был допущен ко двору, Елизавета пристально на него посматривала, что-то соображая.

– Надо ему к Фридриху прокатиться, – наконец высказала свое соображение.

– Диплома-ат… хоть куда! – поехидничал старший брат.

– Полюбезнее, полюбезнее, – осадила Елизавета. – А ну как дальше тебя пойдет? Если ученье будет впрок. Разговор такой не впервые происходил. Вроде бы ясный для всех, а вроде и недоговоренный. Елизавета трудно свои мысли в единую косицу собирала, но раз уж собрала – круто царской гребенкой зашпилила:

– Отправляй. Неча ему тут паркеты отирать.

Речь шла о заграничных университетах. Догадывался Кирилл, что и покруче у брата с Государыней было завязано, да что-то не могли поделить – то ли расставанье, то ли будущую встречу. Брат Кирилла кивком за двери выслал, а на другой день с утра Ададурова призвал. Делая все обстоятельно и продуманно. Одно сказал:

– Мы с Государыней порешили: по письменной инструкции тебе за границей жить. Пользы для.

Был март 1743 года. Личный надзор поручался Григорию Теплову, который уже бывал в тамошних университетах. Мало того, в соседнем кабинете Ададуров, ставший секретарем у камергера Разумовского, писал и письменную инструкцию – «дабы учением наградить пренебреженное ныне время». Имелось в виду, чтоб не было никакой поблажки Кириллу. Ну, чтоб и куратор дело свое знал. О трех пунктах была инструкция:

«

I) Во-первых, крайнее попечение иметь о истинном и совершенном страхе Божием, во всем поступать благочинно и благопристойно и веру православную греческого исповедания, в которой выродились и воспитаны, непоколебимо и нерушимо содержать, удерживая себя от всех предерзостей праздности, невоздержания и прочих, честному и добронравному человеку неприличных поступков и пристрастий.

II) В рассуждение же ваших молодых лет, так же и для других важных обстоятельств, изобрел я за потребность до вас до данного впредь от меня определения поручить в смотрение и предводительство Академии наук адъюнкту Григорию Теплову. Чего ради через сие наикратчайше вас увещевать; к нему, как определенному над вами смотрителю, с надлежащим почтением во всем быть послушну…

III) А понеже главное и единое токмо намерение

при сем вашем отправлении в чужестранные государства состоит в том, чтобы вы себя к вящей службе Ея Императорского Величества, по состоянию вашему, способным учились и фамилии бы вашей собою и своими поступками принесли честь и порадование…

Алексей Разумовский».


Фамилия фамилией, но учреждалось строжайшее инкогнито, чтобы ж тени не бросить на русскую императрицу: в Европе-то шла война. А Разумовские уже, через послов и разных царедворцев, были хорошо известны. Слава богу, в лицо их мало кто знал. Кирилл Григорьевич отправлялся в Германию и Францию под именем Ивана Ивановича Обидовского. На сей счет куратору Теплову, помимо всего, была дана особая инструкция, содержания которой не знал и сам Кирилл.

В исходе марта, по последнему санному пути, Обидовский отбыл в Европу, чтобы воочию порассуждать об Англицких островах…

VI

Но об Англии пока что помышлять не приходилось. При российском дворе Англия стала почему-то не в чести. Берлин! Так сказано было – так и путь лежал. Без рассуждений. Политик, как любила приговаривать Государыня… Кто станет спорить?

Перейти на страницу:

Все книги серии Сподвижники и фавориты

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза