Последний гетман

– Ну, на штанишки я тебе, Алешенька, из личной шкатулки пожалую маленько…

Эти «маленько» в большие тыщонки собирались. Хоть немецкий талер был и пожиже рубля – всего восемьдесят копеек. Но отчетов-причетов сколько поступало?!

Право, камергер Разумовский тоже мог бы слышать и через всю Европу:

– Доннер веттер, Кирилл Григорьевич!… Вздует меня по ушам его сиятельство. Разве можно так бросаться деньгами?

– Можно, – уже на отменном немецком отвечал Кирилл. – Вы еще забыли в отчете цветы указать, шоколад, прогулки на яхте, путешествие с маленьким приключением… ха-ха!…

На немецкий лад, но не хуже старшего брата, веселился и студиоз Обидовский, главный путешественник. Не считая, конечно, хозяйской дочки, Марты то есть. Поскольку русский язык она никак не могла осилить, Ивану Ивановичу – Иоганну! – волей-неволей приходилось штудировать немецкий. Через полгода не было того словечка, которое бы он не мог нашептать в розовое ушко вдовьей дочки. Яхта! На яхте, да при последнем теплом, сентябрьском ветерке, можно и во всю малороссийскую глотку распевать:

А где ж дивчину почую -Там и заночую!…

Ни бельмеса не смыслила Марта, а ведь чуяла: за-, ночует, как-то так уж получилось, что надзирателя Теплова они забыли на берегу в обществе даже весьма тепленькой матушки. Это он потом сердился, а когда надо было поднимать паруса и отчаливать с попутным ветром, надзирателя и провожавшую их матушку каким-то обратным ветерком с побережья в дальний Берлин унесло… Если бы Марта понимала что-нибудь, она бы расслышала: «До дому, до хаты, понеже мы…»

Понеже – и хозяину яхты что?.. Лишь бы талеры шли, да побольше. Хорошая яхта была. С теплой каютой в случае чего – дождика там или солнышка слишком яркого… Хоть целый месяц на волнах болтайся. Для пропитания в какую ни есть прибрежную таверну можно повернуть. Но хоть и сворачивали-заворачивали, а всего на пять деньков задержались. Зря наставник-соглядатай в честь благополучного прибытия, видно, разругавшись с хозяйкой, содрал с головы парик и когтями виски драл, обнажая не только себя – настоящее имя своего подопечного:

– Видите? видите, Кирилл Григорьевич? Я за эти пять дней истинно поседел!

Кирилл тоже стаскивал свой парик и жаловался:

– Так и я то ж…

Верно, свалялись и у него за эти дни казацкие, не до корня остриженные космы. Может, ручки их валяли, да если еще перепачканные французскими белилами?… Мода такая из Парижа, куда они с Тепловым еще не успели добраться, в затхлый Берлин пришла: белила, румяна и всякая французская вода. Разве петербургский дворянин Иван Иванович Обидовский может сквалыжить на такие сверхугодные подарки? Никак не может. То-то, учитель. Уймись. Не сходить ли нам лучше в ихний трактир да не пригласить ли заодно хозяюшку? Право, и привычки и имечко у нее почти русское: Эльза, Елизавета, значит. Чтой-то она сегодня сердится? И на дочку кричит. Слава богу, в немецком уже хорошо разумею, так ее кричалку на русский перевел. Выходит: «Вот забрюхатеешь, так что тогда делать?..»

Наставник Теплов без теплоты в голосе отвечал:

– В самом деле, что? Мне останется – в солдаты к Фридриху записываться, а вам, Кирилл Григорьевич?..

Недолго раздумывал, отвечал:

– А я в гайдамаки, жизнь – стэпом, стэпом!…

Кончилось, конечно, все тем же: очередным походом в трактир, где расторопная Марта, отнюдь не тяжелая на ногу, загодя заказала столик на четыре изрядных персоны. Могла бы и не указывать число кувертов: трактирщик, добрый приятель покойного родителя, и без того знал: два или четыре… четыре или два… Уж как им заблагорассудится. «Ах, Ганс, добрый Ганс, знал бы ты, что делается в твоем доме… доннер вет-тер!…» Но что значит это пустячное ругательство против просоленного петербургского?..

Только то, что на имя его сиятельства камергера Алексея Разумовского шел очередной отч.ет-причет:

«А понеже сочли мы за благо показать Ивану Ивановичу Обидовскому края-берега европейские, так и предприняли, ваше сиятельство, опять же науки для, вояж изрядный и высокоучительный, на взбережье Балтийское, как бы лаская взорами волну кронштадтскую, по отечеству неотступно скучая, в трудах вседневных время провожая…

Понеже поиздержались маленько…»

Нет, все-таки и через тыщу верст слышал наставник Теплов, как хмыкал недовольный камергер:

– Можа, отозвать обоих да суместно выпороть? На что душа-Елизаветушка, будучи в добром настроении, отвечала:

– Выпороть! Да что он, тоже граф теперь как-никак, красный зад будет Фридриху показывать? Этот пройдоха уже знает, что я готовлю Указ на Кирилла Григорьевича, в гости, вишь, новоиспеченного графа приглашает. Его послы шпионят, да разве мои-то хуже?.. Все знают, все докладают!

VII