Последний хранитель вечности

– А черт её знает, – Паша пытался изобразить беспечность. – Какой-то орден Хранителей… Да мне плевать. Мой приятель знает американца, который выложит за неё двести штук зелёных. Сорок процентов мои. – Со-лид-ны-е баб-ки. – присвистнув, сказал второй близнец. – И из-за них ты убил Фомина?

– Я его в тот день даже не видел. Он позвонил мне. Сказал, что книга скоро будет у него дома. По пути к Фомину меня на Тверской забрали в милицию. – За что?

– В машине я вёз старинный меч. Бумаги есть? Нет? Значит, украл. А когда отпустили, он уже мертвый был. – Меч, книги… Ты что, антиквариатом торгуешь?

– Так… пару раз получилось, – Васильков пожал плечами. – Что-то я про тебя не слышал, – сказал главный. – С кем еще знаком из антикваров?

– Я фамилию не спрашивал, зовут Тимофей Валерьянович, – Паша обрадовался тому, что так ловко сообразил про дядю Тимофея, но через десять секунд пожалел об этом. – Я про него слышал. Он тоже умер? – спросил главный. – Д-да… Нет, что вы. У него сердечный приступ… – начал оправдываться Васильков, но ему не дали закончить мысль. – Слушай сюда. Антиквары после знакомства с тобой умирают. Но меня остальные не касаются. Скупой платит мне и Фомин мне платил за то, чтобы оставаться в живых. Ты грохнул Фомина, значит, я не обеспечил ему безопасность. Под моим крылом много антикваров. И что они подумают? Что я беру деньги и не выполняю своих обещаний. Ты собрался мой бизнес сломать?

– Да я же говорю, я не уб… – Заткнись! – крикнул главный. – Ты поживёшь еще немного, пока я во всем до конца не разберусь. Если захочешь что-то рассказать, скажешь толстому.

Толстый перевел свои поросячьи глазки на Василькова. – Убери его отсюда, – сказал толстому главный. – И наподдай ему для сообразительности, – добавил первый близнец. Толстый выполнил последнее распоряжение с усердием. Спускаясь в подвал Васильков, успел сосчитать девять ступенек. Остальные он пролетел. Дверь захлопнулась и вокруг снова стало темно. Паша, потирая копчик, сделал несколько шагов, на ощупь нашел стену и, сползая по ней сел на пол.

На следующий день после визита к Скупому полковник ехал к Василькову, чтобы проведать его. На телефонные звонки никто не отвечал. Могло, конечно, оказаться, что Паша просто где-то шлялся, мало ли, какие у него планы, но на душе у дяди Леши было неспокойно. Недалеко от дома Василькова Лукьянов не сразу понял, что увидел припаркованный у обочины Фольксваген. Полковник остановился и вернулся к машине Павла. Он внимательно осмотрел её и, не заметив ничего подозрительного, положил ладонь на капот. Капот был холодным, значит, машина стояла здесь давно. Быстрее ветра Лукьянов добежал до квартиры Василькова. Дверь никто не открыл. Подозрения подтверждались. Что-то случилось. И почему Паша бросил машину так далеко от дома? Сыскарь из Лукьянова был почти никакой, поэтому пришлось звонить Серебряникову. Слава богу, тот оказался на месте. У Лукьянова был свой ключ от квартиры Павла, но он решил дождаться приезда Серебряникова. Через сорок минут на дороге показался милицейский Лендровер. Как и просил Лукьянов, Серебряников приехал один. Ключом дяди Леши они открыли дверь в квартиру Василькова. В квартире все было в полном порядке. Следов обыска или борьбы видно не было. Это не успокаивало, скорее даже добавило тревоги.

Серебряников с Лукьяновым вернулись к машине Павла. Осмотрев Фольксваген, Серебряников заметил небольшие повреждения заднего крыла и фонаря стоп-сигнала. – Он не говорил, в него никто «не въезжал» на днях? – спросил Серебряников. – Да вроде нет, – ответил дядя Леша, скривив губы. – Может, зимой кто стукнул?

– Нет, вмятина свежая. Металл не заржавел. – Ничего не понимаю, – выдохнул Лукьянов. – Дело пустяковое, почему он машину бросил? Собрался ГАИ вызывать?

– Легко проверить. Серебряников сел в Лендровер и включил рацию. Результат запроса был отрицательным. Подобного происшествия с участием Фольксвагена не зарегистрировано во всём городе. – Та-ак… Час от часу не легче… – сказал Лукьянов. – Не спеши. Отчаиваться еще рано. Как говорил Жеглов, всегда есть человек, который что-то видел или слышал. У подъезда напротив сидели бабульки, которые видели, как трое разговаривали-разговаривали, а потом дали молодому по макушке, погрузили его в машину, и только их и видели. А уехали они на черном жипе. – Ну вот, уже легче, – сказал Серебряников, когда они отошли от бабулек. – Кое-что уже знаем. Давай езжай по своим делам, а я займусь этим жипом. – Да какие к чёрту дела!

– Давай Григорич, не мельтеши. Я думаю, к вечеру кое-что уже узнаем. – Ладно. Считай, уговорил, – согласился полковник. – Как только что узнаешь, сразу мне звони. – Позвоню, позвоню. Не беспокойся. На том и расстались. На утро следующего дня Серебряников позвонил и сказал, что Лукьянову лучше к нему заехать. – Ну, рассказывай, – сказал с порога Лукьянов, не закрыв еще до конца дверь. – Дело серьёзное. По башке ему дали Славины бойцы. Слыхал про такого?