– Плохо, что твоя подруга, по всей вероятности, работает на милицию, или на ФСБ.
– Как это работает? – в свою очередь опешила Аделина.
– Очень просто работает – негласно. В народе про таких, как твоя Антонина, говорят: стукачи!
– Ах, она, сучка! – воскликнула в сердцах женщина и от избытка чувств топнула ногой и упёрлась руками в крутые бока. – Мало того, что в буфете товар подворовывает, так ещё и «ментам» стучит!
– Теперь всё понятно, – сделал я заключение. – Твоя напарница попалась на воровстве, на этом её и завербовали.
– А зачем эта старая шалава «ментам» сдалась?
– Наивная ты, Аделина! Вокзал это, по твоему мнению, что?
– Вокзал – он и есть вокзал: паровозы всякие, электрички. В общем, ничего особенного.
– Вокзал, Аделина – это, прежде всего, люди! Сколько за смену через твой буфет людей проходит? Уйма! И все они разные, и все норовят в Москву прошмыгнуть, как школьник в кино без билета. Вот милицию и интересуют всякие подозрительные личности.
– Неужели террористы? – ахнула женщина.
– И террористы тоже, – кивнул я.
– Ты, Васенька, так обо всём этом говоришь, словно сам в «ментовке» работал.
– В милиции я не работал, – честно признался я. – Но об этом много читал в книжках про шпионов.
Это тоже было правдой. За время учёбы в Высшей школе ФСБ я прочёл массу специальной литературы по ведению и организации оперативно-розыскной деятельности.
– Мне, конечно, бояться милиции не стоит. Сама понимаешь: человек я положительный, законопослушный, и ни в чем предосудительном замешан не был, но бережёного бог бережёт, поэтому если она тебя попросит что-то разузнать про меня или что-то сделать…
– Уже! – тихо произнесла Аделина и от досады закусила губу. – Уже попросила, а я, дурочка, на её обещание повелась.
– И что же она тебя попросила? – спросил я, холодея от недоброго предчувствия.
– Понимаешь, Васенька, она мне на тебя погадать обещала. Ну, в смысле сойдёмся мы с тобой или мне дальше свой бабий век одной куковать. «Принеси, говорит, мне, Аделина, стакан, из которого он пил!» Ну, я и принесла. Аккуратно так упаковала в полиэтиленовый пакет, как Тонька велела, и принесла.
В этот самый момент я вдруг явственно услышал голос Ядвиги:
«Думаешь, что в тень ушёл, а по жизни стоишь ты на самом солнцепёке»!
– И когда это было? – сквозь зубы спросил я свою бестолковую сожительницу.
– Так дня через три, как ты у меня поселился, у меня с Тонькой о тебе разговор вышел. А на следующую смену я ей стакан и отнесла.
Значит, в милиции мои отпечатки пальцев со стакана уже «пробили», и выяснили, что подполковник ФСБ Каледин живее всех живых, о чём не преминули сообщить моему начальству. Значит, всё это время Баринов терпеливо ждал, пока я не потерплю фиаско и не вернусь с повинной в родные пенаты!
– И что же с нами, Васенька, после этого будет? – тоскливо заныла Аделина, догадавшись, что совершила в своей жизни очередную глупость.
– Будет то, что тебе твоя напарница нагадала: куковать тебе остаток жизни может, одной, может, вдвоём, но точно без меня, – зло процедил я сквозь зубы, и пошёл собирать походный баул.
Пока я торопливо бросал в баул вещи, в спину мне неслось тоненькое слёзное завывание, которое с каждой минутой крепло и повышало тональность, пока не перешло в громогласный плач с причитаниями.
«Талантливо рыдает, – мелькнула мысль. – Как по покойнику!»
На улице я достал сотовый телефон и позвонил в приёмную к Баринову. Мне ответил дежурный офицер.
– Прошу Вас соединить меня с генерал-лейтенантом Бариновым, – произнёс я казённым голосом.
– Кто его спрашивает? – поинтересовался дежурный равнодушно-вежливым тоном.
– Полковник Каледин.
– Прошу подождать.
Ждать пришлось не больше минуты.
– Полковник! – раздался в трубке хорошо знакомый скрипучий голос моего начальника. – Срочно приезжайте ко мне! Я думаю, нам с Вами есть о чём побеседовать.
Я ещё с минуту слушал в трубке тревожные короткие гудки, потом глубоко вздохнул и направился к ближайшей станции метро. На душе было муторно и немножко страшно. Я понимал, что ничего хорошего предстоящая встреча с начальством мне не сулит. Когда я задумывал свою операцию прикрытия, которая на деле оказалась чистейшей авантюрой, то намеревался вернуться в родную «контору» если не победителем, то хотя бы с хорошей дозой оперативной информацией по Таненбауму. Сейчас же я возвращаюсь подобно блудному сыну: неухоженный, с опущенными плечами и с показным покаянием на лице. Только, в отличие от библейского персонажа, рассчитывать на прощение строгого родителя не приходится.
«Интересно, что предпримет Баринов? – мелькнула в голове шальная мысль. – Объявит о неполном служебном несоответствии или понизит в звании? Эх, недолго пришлось красоваться полковничьими звёздами!»
Когда я входил в метрополитен, в голове почему-то крутилась строчка из некогда популярной песни. «Полковнику никто не пишет!» – напевал тихонько я, пробираясь через толпу потенциальных пассажиров к вагону метро. Народ к концу рабочего дня от усталости стал менее учтив, поэтому без всякого стеснения пинал меня и мой походный баул коленками.