Последний козырь Президента

– Полковника никто не любит! – бормотал я, яростно работая в ответ локтями. Наконец удалось протиснуться в вагон, я с облегчением вздохнул и пристроил баул возле торца сиденья, около самой двери.

Ехать предстояло минут двадцать, поэтому чтобы скоротать время, я стал играть в свою любимую игру, которую ещё в курсантские годы в шутку назвал «Ху есть Ху». Суть её состояла в том чтобы, выбрав объект для наблюдения и используя дедуктивный метод знаменитого сыщика, а также полученные в высшей школе ФСБ знания, попытаться определить с достаточной долей вероятности профессию, образование, привычки и социальное положение незнакомого человека.

Моё внимание привлекла девушка примерно 20–25 лет. Незнакомка находилась довольно близко от меня, поэтому, несмотря на то, что вагон был забит под завязку, я смог её хорошенько рассмотреть. Девушку можно было назвать симпатичной, если бы не её нос. Это был не маленький аккуратный носик московской ветреницы, это был нос, который имел заметную в районе переносицы горбинку и слегка нависал над верхней губой. В этот момент я вдруг понял, чем именно привлекла меня девушка. Меня зацепило едва заметное несоответствие созданного ею образа. Модно одетая крашеная блондинка имела типичные черты уроженки Кавказа.

Приглядевшись, я понял, что на голове девушки надет парик. Это, конечно, сугубо личное дело – носить парик или выставлять напоказ свои волосы, но что-то раньше я за «лицами кавказкой национальности» такой причуды не замечал. И макияж: он был слишком ярким. Девушка, воспитанная в строгости, а по-другому в кавказских семьях девочек не воспитывают, вряд ли с таким макияжем показалась бы на людях. Значит, её заставили ярко накраситься, надеть парик, и в таком виде выйти в город.

Спрашивается: зачем? Возможно, чтобы избежать встреч с московской милицией, возможно у неё нет регистрации, возможно…

Дальше я додумать не успел, так как в этот момент девушка повернулась, нашла кого-то глазами в толпе и едва заметно кивнула головой. Я попытался отследить траекторию её взгляда, и с удивлением обнаружил на задней площадке вагона ещё одну девушку в белом парике, таком же сером незастёгнутом плаще, с явными признаками беременности. По странному стечению обстоятельств, стоящая рядом со мной девушка тоже была беременной. Под расстёгнутым плащом заметно обозначился округлившийся животик. Вот только вела она себя не как будущая мама: живот выставляла вперёд, не пытаясь защитить от толчков и грубых прикосновений пассажиров.

Я и раньше замечал, что беременные женщины подсознательно оберегают плод внутри себя, закрывая живот руками, и для поддержания равновесия отклоняют корпус назад. Девушка, которую я в тот момент «разрабатывал», корпус не отклоняла, плод руками не закрывала, и плечи её были безвольно опущены.

В этот момент незнакомка посмотрела на меня чёрными глазами, и я от неожиданности вздрогнул: она смотрела на меня в упор, но, судя по всему, не видела…

Странный взгляд, какой-то отрешённый. Такой взгляд я встречал у раненых во время первой командировки в Чечню. Я навсегда запомнил устремлённый в небо взгляд раненного в живот боевика, которого мы обнаружили после ликвидации в «зелёнке» очередной базы. Он лежал на опавшей листве, зажимая руками рану на животе, и беззвучно что-то шептал. Наверное, молился, так как понимал, что ранение смертельное.

– Станция «Лубянская», – женским голосом произнёс внезапно оживший динамик, и двери вагона, издавая характерный шум, открылись.

– Ты стал излишне подозрительным, – сказал я сам себе. – Так и до шизофрении недалеко! – продолжал я корить себя, покидая вагон метро.

Что произошло в следующий момент, я осознать не успел, потому что взрывная волна с чудовищной силой ударила мне в спину, и я безвольной тушкой шмякнулся о гранитную колону.

Сам момент взрыва я не помню, просто в этот момент для меня погас свет, и мир перестал существовать. Видимо, контузия затронула мозг, потому что дальнейшие события я объяснить не в силах.

Перед тем, как вынырнуть из небытия, мне было видение: будто лежу я на спине, на берегу Царицынского пруда, а встать не могу. Тело меня не слушается, язык не ворочается, и ко всему ещё тошнит, словно с сильного перепою. Плохо мне, одним словом, очень плохо, а поделать ничего не могу. И в этот самый миг склоняется надо мной знакомая ведьма, укоризненно качает головой и говорит назидательным тоном: «Предупреждала же я тебя, чтобы ты с миром мёртвых не связывался, а ты не поверил. Ну да не беда, я тебе сейчас помогу».

С этими словами заходит Яга по колено в пруд и зачерпывает ладонями воду.

– Я для тебя солнышко зачерпнула. Оно тебе жизненной силы добавит, – шепчет ведьма и выливает воду из ладоней мне на лицо.

– Да-да, – бормочу я в ответ. – Немного солнца в холодной воде не помешает.