Последний козырь Президента

И в это момент я очнулся. Скажу честно: меня это не обрадовало: боль была такой, что если бы был выбор, то я предпочёл бы умереть, чем жить в таком состоянии дальше. И ещё была темнота. Я таращил глаза, но ничего не видел. Мне казалось, что окружавшая меня тьма заполнена невидимой ватой, через которую с трудом пробивался назойливый комариный писк.

Я с трудом перевернулся на живот и встал на четвереньки. Руки и ноги мои тряслись мелкой дрожью, а из носа и ушей обильно текло что-то тёплое.

Тем временем зрение понемногу стало восстанавливаться, и я стал различать силуэты мечущихся по перрону людей. Я попытался ползти, но в это время под левую руку подкатился бело-красный мяч. Неосознанно я зачем-то попытался взять его в руку, но тут же испуганно отдёрнул ладонь: «мяч» имел два глаза и накрашенный яркой губной помадой рот.

Не веря своим глазам, я потряс головой и снова взглянул на странный бело-красного цвета предмет. Сомнений не осталось: это голова стоявшей рядом со мной в вагоне девушки. Её белый парик обильно забрызган кровью, рот приоткрыт, а в остекленевших чёрных глазах навсегда застыло удивление. Что больше её удивило – наступившая смерть или короткая неудавшаяся жизнь, – я разгадать не успел, потому что в следующий момент меня вырвало. Нет, не просто вырвало, несколько минут меня натурально выворачивало наизнанку, и я сильно забрызгал вокруг себя желудочным соком и кровью серые мраморные плиты, отполированные ногами москвичей.

Комариный писк в ушах сменился монотонным шумом, напоминающим радиопомехи, зрение восстановилось почти полностью, и я увидел всю ужасающую картину последствий взрыва. Превозмогая боль, я пополз в сторону от развороченного взрывом вагона, горящая обшивка которого щедро наполняла станцию удушающим дымом.

Я бездумно полз на четвереньках по перрону, поминутно сплёвывая кровь, пока чьи-то заботливые руки не подхватили меня и не понесли наверх, к выходу.

В машине «Скорой помощи» молодой врач профессионально ощупал моё тело и поставил предварительный диагноз:

– Проникающих ранений нет, повреждена грудная клетка, вследствие общей контузии возможна черепно-мозговая травма. Жить будет.

Молодой эскулап ошибался: в этот день я умер во второй раз. Смерть наступила не вследствие контузии, и не из-за поломанных рёбер – это было решением моего руководства. Мне не дали воскреснуть в интересах следствия.

Лёжа в машине на носилках, я не догадывался, что, как только в приёмном покое у меня в кармане куртки обнаружат удостоверение офицера ФСБ, участь моя будет решена: моя фамилия официально будет внесена в списки погибших, а меня самого ночью скрытно вывезут в закрытое лечебное учреждение, подведомственное «конторе».

Мне ещё долго суждено оставаться невидимкой.

Для всех моих друзей и недругов я был мёртв, а мёртвые, как известно, следов не оставляют и тени не отбрасывают.

Сейчас на стене станции «Лубянская» установлена памятная доска, на ней золотом начертан скорбный список: фамилии и имена тех, кто погиб в результате террористического акта. Там есть и моё имя. Это не ошибка, просто у меня такая работа.[11]

Глава 3. Из жизни полицейских

Встреча со связником, которую я так долго ждал, произошла в самый канун Нового года. Я стоял в просторном фойе возле огромного сводчатого окна и бездумно смотрел, как падает снег. Лечебное заведение, в котором я восстанавливал силы и здоровье, притаилось на самом краешке Москвы за высоким глухим забором, выкрашенным в защитный зелёный цвет.

До Великой Октябрьской бузы этот дом принадлежал какому-то богатому мануфактурщику, который умудрялся одновременно «сосать кровь из рабочего класса» и снабжать Российскую империю первоклассными тканями.

Это было классическое «дворянское гнездо»: с белыми колонами, огромными, в человеческий рост, сводчатыми окнами и многочисленной лепниной на фронтоне. Сам дом был окружён садом, который раньше пересекали геометрически выверенные и посыпанные жёлтым речным песком дорожки. После того, как владелец усадьбы благополучно сбежал за границу, новые революционно настроенные московские власти дом и прилегающий к нему участок земли вместе с садом национализировали и устроили в нём лечебницу для бывших политических каторжан.

Однако Вождь всех времён и народов не любил всё то, что напоминало ему о сибирской ссылке, поэтому, как всегда, поступил мудро: взял и общество политкаторжан распустил. Впоследствии лечебницу передали Железному Феликсу, то есть на баланс «ЧК». Чекисты в ту лихую годину полностью посвятили себя борьбе с многочисленной контрреволюционной нечистью, поэтому заниматься ландшафтным дизайном им было недосуг. Со временем сад разросся и одичал, дожди смыли с дорожек золотистый песок, а сами дорожки заросли сорной травой.