Последний порог

— Все это красивые слова, Милан. Я был военным и хорошо знаю, что такое борьба. Первый выстрел не всегда бывает смертельным. Потеряешь сознание, и только.

— В магазине шесть патронов, вот шестой и будет моим.

— Потеряв сознание, ты не сможешь спустить курок.

— Я вас уважаю, товарищ, но я говорю правду, мы просто чего-то не понимаем. Вы чересчур осторожны, потому и боитесь всего. Я рано начал работать. Сейчас мне только двадцать восемь. А сколько уже за плечами! Отправляясь на операцию, я никогда не думаю о том, что она не удастся. Я всегда думаю, что я родился в сорочке, а я и на самом деле таким родился. Я верю в приметы и в свое счастье. Вы сейчас, наверное, думаете, что я хулиганю, но я не хулиган. Наше дело можно делать только так. Оно похоже на ходьбу по проволоке, когда канатоходцу никак нельзя думать о падении.

— Хорошо, я выделю вам проводника, который будет охранять вас. Если же вы попадете живым в руки нацистов, то...

— Распорядитесь, чтобы они меня сразу же застрелили, но, думаю, до этого дело не дойдет...

Пустаи повернулся к Тракселю, по выражению его лица было видно, что он сильно переживает.

— Люди Фока тоже вернулись?

— Только Фока! — Траксель наклонил голову: — Один убит. Необходим врач, у Милана высокая температура. Я с самого утра пытаюсь поговорить с вами.

Пустаи посмотрел на часы — стрелки показывали десять минут пятого.

— А где он лежит?

— В подвале, рядом с мастерской, однако место это нехорошее. Вполне возможно, что его видели, когда он входил в дом.

— Возвращайтесь немедленно домой... — Инженер постепенно справился с охватившим его оцепенением и начал действовать решительно и смело, словно желая показать Тракселю, что не только он один беспокоится за создание военных организаций нелегальной компартии. — Идите домой! — повторил он еще раз. — И поддерживайте его, как можете, а я скоро приеду вместе с хорошим врачом.

Траксель ушел, а спустя час он шагал по извилистой улочке между низеньких домиков. На приветствия попадавшихся ему по пути знакомых он отвечал с улыбкой, хотя в душе опасался, что кто-нибудь из них вдруг скажет: «Не ходите домой, дядюшка Траксель. Там какие-то чужие люди, наверняка из полиции». Однако никто его не останавливал и не предупреждал, и все же для собственного успокоения он заглянул в расположенную напротив его дома зеленную лавку толстой Краусне. Лавка удивляла своим убожеством, так как, кроме лука, в ней нечего было купить. Толстуха зеленщица сообщила ему новость: ночью полиция якобы арестовала владельца мебельной фабрики с проспекта Бечи Марцелля и всю его семью.

— На нашей улице полицейские не появлялись? — поинтересовался осторожно Траксель.

— А чего им тут ходить? Разве что клопов собирать, так клопов у них и без нас хватает, — ответила зеленщица и, подойдя к нему поближе, продолжала: — Знаете, что я вам скажу, дядюшка Траксель? Марцелли это вполне заслужили: они всю кровь готовы были высосать из человека.

— Возможно, — согласился Траксель, — я их не знаю.

— Зато я знаю. — Подозрительно взглянув на мужчину, она спросила: — А вы сегодня что так раненько освободились?

— Знаете, дорогая соседушка, — тихо и серьезно проговорил он, — жду я кое-кого. Домишко свой собрался продать да укатить в провинцию.

— Вы уж который год собираетесь продать дом. Не рехнулись ли вы? Что вы сейчас купите на те деньги?

Старикан таинственно заулыбался:

— Уж положитесь на меня, дорогая. — Он хитро усмехнулся: — Меня не проведешь: я ведь не за пенге продаю. Понимаете?

Придя домой, Траксель нашел Радовича в довольно плохом состоянии: глаза его лихорадочно блестели, заросшее щетиной лицо горело, а потрескавшиеся губы кровоточили. Левая нога вокруг раны распухла, а кожа приобрела синюшный цвет.

Траксель дал раненому двойную дозу болеутоляющего, а затем успокоил:

— Скоро придет врач, а пока потерпи.

Молодой человек закрыл глаза и не без усилия взял себя в руки. На высоком лбу его выступил пот, рубашка тоже вся взмокла. Траксель поднялся в квартиру, поискал что-то в шкафу и вскоре вернулся в подвал, неся под мышкой пару чистого белья и полотенце. Все это он положил на стол, возле кровати.

— Дайте мне сигарету, — хриплым голосом попросил Милан. — Я с самого утра не курил. — Он закурил, глубоко вдыхая дым, словно это приносило ему некоторое облегчение. Он слышал, как старик что-то делал в мастерской: сначала вроде бы колол дрова, а потом наливал какую-то воду.