Последний порог

— С тем, кто из личных интересов, из стремления к власти или же из каких-либо других побуждений присоединяется к фашизму, всегда можно договориться. Такому нужно только пообещать на десять процентов больше, и сделка будет заключена, а вот с фанатиком никакой сделки не совершишь. А ваш Эндре Поор — фанатик. Если он станет фашистом, то, преисполненный религиозной веры, будет убежденно служить нацистам, и грешить он будет отнюдь не в надежде на то, что епископ отпустит ему грех, а опять-таки по своим убеждениям. Правда, среди фашистов имеются и пуритане. Однако с точки зрения жертвы все равно, от кого она страдает: от пуританина или от грешника. Фашистских убийц не следует пытаться понимать, их надо уничтожать. — Он протянул Чабе руку: — Спокойной ночи, старина. До свидания.

Дождавшись, когда Чаба вошел в подъезд, Миклош сел в машину и уехал.

Девятнадцатого марта гитлеровские войска, не встретив никакого сопротивления, оккупировали территорию Венгрии.

Это известие было для Милана неожиданным. Жар у него спал, раны зарубцевались, и он уже планировал, что через несколько дней отправится в путь, разыщет Эгерке на хуторе, установит связь с руководством и начнет действовать в соответствии с полученным приказом. Именно поэтому ему было очень трудно смириться с мыслью, что он не может высунуть носа из подвала. Он был отрезан от всего мира и знал о том, что там творится, лишь со слов Тракселя, который каждый день навещал его. Но старик был плохо осведомлен, большей частью он передавал сплетни и слухи, которые узнавал то от мясника, то от зеленщицы. Однако он очень скоро заметил, что жизнь на проспекте Бечи — оплоте нилашистов — оживилась.

Траксель и Милан забеспокоились и теперь с особым нетерпением ожидали очередного визита Андреа. Пустаи тоже не давал о себе знать, а это тревожило их еще больше. Траксель два раза звонил на завод, но ему отвечали, что господин главный инженер уехал куда-то в командировку.

Однажды вечером Андреа их навестила. Выглядела она усталой и возбужденной. Они буквально закидали ее вопросами. Однако Андреа сначала осмотрела Милана, перевязала, сказала, что выздоровление идет нормально и дней через пять-шесть он сможет встать и немного походить. Необходимости в дальнейших визитах она не видела, и, следовательно, дядюшке Тракселю нужно будет заявить о своем выздоровлении, но, прежде чем сделать это, он должен будет поговорить с Пустаи. Сам же господин главный инженер не появлялся потому, что за несколько дней до начала оккупации исчез из города. Это было вызвано тем, что гитлеровцы заранее составили списки политиков, которые находились в правой оппозиции, и намеревались арестовать их еще до того момента, как гитлеровские войска пересекут государственную границу Венгрии, Милан с изумлением слушал рассказ девушки и никак не мог поверить, что гитлеровским войскам без единого выстрела удалось оккупировать всю страну.

— Паршивая страна! — с горечью воскликнул он. — В ней даже жить не стоит. Прав Гитлер: этот народ нужно переселить обратно за Урал, откуда он в древности пришел в Европу.

— Ну и дурак же ты, сынок! — оказал Милану старый Траксель, подсыпая в печку очередную порцию угля. — А ты чего ожидал? Уж не того ли, что хортисты повернут оружие против нацистов? Это было бы чудом, сынок, а, как известно, чудес теперь не бывает. — Сев на табурет, он свернул цигарку и закурил. — У Пустаи все в порядке? — спросил он у Андреа.

— Сейчас — да, — ответила она, моя в тазике руки. — Однако, насколько мне известно, очень многие из его знакомых арестованы.

Повернувшись на бок, Милан облокотился на правую руку. Он смотрел на девушку, его так и подмывало спросить, как поживают Геза Бернат и Чаба. Как было бы хорошо сейчас, в столь смутное и тревожное время, поговорить с Андреа об общих знакомых! Он был уверен, что такой разговор смягчил бы их огорчения и боль, но не мог и не имел права задавать подобных вопросов.

— Вы себя плохо чувствуете? — спросила Андреа, вытирая руки льняным полотенцем. Поступить так ее заставил печально-задумчивый взгляд молодого человека. «Кто он такой? — думала она. — Живы ли его родители? Есть ли жена или невеста?» А вслух сказала: — Может, вам дать успокоительного?

Милан хотел было иронически улыбнуться, но улыбка получилась какой-то горькой.

— Спасибо, доктор, вы очень внимательны.

— Примите лекарство. Я вижу, вы нервничаете. — Она присела на край кровати. — Вас что-нибудь угнетает?

Милан покачал головой. Несколько секунд стояла тишина. Затем Траксель слез со своего табурета и, забрав ведро, в котором он носил уголь, вышел из подвала. Андреа посмотрела вслед старику, а затем, обращаясь к Милану, посоветовала:

— Вы можете быть со мной откровенны. — Она взяла руку Милана в свои руки.

— Я думаю о том, — не спеша заговорил он, — что во всей Европе нет ни одной страны, кроме нашей, которая покорилась бы нацистам безо всякого сопротивления. Думаю, что мое плохое настроение в основном этим и объясняется.