Последний порог

— Я ничего не имею против Анди. Я не против того, чтобы вы и впредь оставались добрыми друзьями, но женитьба — это совершенно другое дело. Человек вступает в брак для того, чтобы сделать карьеру.

— Я же хочу жениться для того, чтобы быть счастливым, — тихо возразил Чаба.

— Это само собой разумеется, однако ты должен жениться на девушке, которую ты можешь сделать счастливой и которая одновременно поможет тебе сделать карьеру.

— Андреа как раз такая девушка. Она меня любит, станет врачом и будет помогать мне в работе, то есть моей карьере.

— Я не хочу, чтобы ты брал Андреа в жены, да и вообще тебе еще рано говорить о женитьбе. Лет восемь — десять тебе нужно подождать, а потому бесполезно и опасно связывать себя со студенткой. Одно дело — дружба, другое дело — серьезное ухаживание. Этим ты можешь разбудить в ней надежды на брак. А что ты будешь делать, если года через три-четыре встретишь настоящую любовь и захочешь жениться? Придешь в дом моего друга и заявишь: «Пардон, я ошибся. Я хотя с детских лет и ухаживал за вашей дочерью, дядюшка Геза, но теперь полюбил другую. Будь добр, объясни ей это».

Судя по всему, генерал был доволен собой, считал, что говорил очень умно. Вот и Чаба задумался, даже про сигарету забыл. Эльфи и та посмотрела на него с доверием, хотя она частенько и высказывает необдуманные мысли.

— Видишь ли, сынок, влюбиться в кого-нибудь — это всегда дело случая. Сейчас ты счастлив и уверен в самом себе, потому что учишься. Но ты еще не знаешь жизни во всем ее многообразии. Не знаком с жизнью представителей среднего сословия. Для них Анди действительно находка. Через два года мы вернемся домой. К этому времени ты закончишь учебу. Вся семья будет вместе. Ты начнешь вращаться в другом обществе. И не думай, что туда, куда тебя пригласят и куда ты должен будешь пойти, получит приглашение и дочь Гезы Берната. Вот тогда-то и начнут возникать всевозможные проблемы. — Затянувшись сигарой, генерал откинулся на спинку кресла-качалки: — Я полагаю, мы поймем друг друга. Я не желаю тебе плохого, да и дочери моего друга тоже. Если бы Анди была дочерью не Гезы, а какого-нибудь неизвестного журналиста, посредственного писаки, я бы сказал тебе: «Будь разумен, сын, держи эту любовницу возле себя, содержи ее и будь человечен. Любите друг друга, пока для девушки не настанет время выходить замуж».

В глубине души Чаба считал взгляды отца чуждыми и бесчеловечными. Сорвав травинку, он начал ее грызть. Если бы он с десяти лет ходил учиться в военную школу, то, возможно, согласился бы с доводами отца. Но Чаба несколько лет подряд жил в обществе юношей и девушек, которые придерживались других принципов. Чаба невольно вспомнил о спорах, которые порой затягивались до самого рассвета, когда они собирались в мастерской у Пауля. Мысленно он представлял себе умное худощавое лицо Милана с возбужденно горящими глазами. Он видел веселую улыбку Эрики Зоммер, почти детское лицо Моники Фишер, умный открытый взгляд Эндре. О чем только они тогда не говорили! Чаба плохо разбирался в жизни сильных мира сего, хотя по материальному положению и относился к их классу. Правда, жизнь их семьи сложилась иначе, так как отец служил по дипломатической части. А теперь вдруг оказывается, что ему суждено попасть в высшее общество, где все ему так чуждо. Вынув травинку изо рта, он внимательно посмотрел на отца и сухо произнес:

— Я люблю Анди и женюсь на ней.

— Когда?

— Как только мы оба окончим университет.

— А чем вы будете заниматься до тех пор?

— Учиться и любить друг друга. Папа, пойми, что мне необходимо жениться на Андреа.

— Ты ей это уже пообещал?

— Пока что нет.

— Тогда зачем же тебе это нужно?

— Я уже сейчас считаю Анди своей женой.

— Как так? — Генерал сел и уставился на сына: — Уж не совратил ли ты ее?

— Боже мой! — тихо воскликнула Эльфи.

— Нет, не совратил. Мы любили друг друга, а поскольку мы уже взрослые, то и считали, что уже имеем право на близость.

Некоторое время генерал никак не мог обрести дара речи. Достав носовой платок, он вытер вспотевший лоб и шею. В голове его бродила мысль о том, как он будет улаживать это щекотливое дело со своим другом. На какое-то мгновение у него мелькнула мысль, не проделки ли это самого Гезы, который подобным образом решил обеспечить будущее своей дочери, но он тут же отогнал ее: Геза Бернат не подлец и никогда не стремился к обогащению. Ошибку совершил этот сумасбродный щенок. Выпустил он его из своих рук, понадеялся на него, а теперь вот расхлебывай.

— Ты сошел с ума, сын, — сдержанно сказал генерал. — Ты, видимо, решил испортить мне нынешнее лето: сначала дело Радовича, теперь — это. Скажи, сынок, разве в Берлине мало балерин или женщин, которых можно иметь за деньги? Или, быть может, тебе не хватает денег на женщин и потому пришлось совращать дочь моего друга?

Чаба злобно осклабился:

— Я же сказал, что не совращал ее! Не пойму, почему ты так возмутился: мы любим друг друга — и все. Извини, отец, но все это очень странно...

— Странно? О чем ты говоришь?