Последний ребенок

Едва ли не впервые за время знакомства Хант увидел на лице Тремонта неподдельную улыбку.

– Насчет Ливая? И как там мой малыш?

– Твой малыш?

– Он хороший парень.

– Ему сорок три.

– Поверь мне, Ливай – ребенок.

– Мы думаем, что твой малыш убил двоих. Может, троих.

Голова у Тремонта двигалась так, словно шейный сустав только что смазали маслом.

– По-моему, ты сильно ошибаешься.

– Ты так уверен?

– Ливай Фримантл может показаться кому-то самым задиристым говнюком в районе, которому ничего не стоит убить за пятак, что не так уж и плохо, когда в кармане совсем пусто. Но скажу прямо, детектив: Ливай никого убить не может. Ни в коем разе. Ты ошибся.

– У тебя есть его адрес? – спросил Хант.

Тремонт кивнул и назвал адрес, никуда не заглядывая.

– Он там три года как живет.

– Мы нашли по этому адресу два тела. Белая женщина лет тридцати с небольшим. Черный мужчина, около сорока пяти. Нашли их вчера, но мертвы они уже с неделю. – Хант помолчал, дав Тремонту время, чтобы усвоить информацию. – Знаешь Клинтона Родса?

– Это его убили?

Хант кивнул.

– Не мой подопечный, но под надзор пару раз попадал. Нехороший тип. Жестокий. Склонен к насилию. Вот он мог бы убить. Но не Ливай. – Тремонт поерзал на стуле. – Он получил три месяца за нарушение режима. Выпустят его только через девять недель.

– К твоему сведению, из рабочей команды он сбежал восемь дней назад.

– Поверить не могу…

– Ушел с дорожных работ, и никто его с тех пор не видел, кроме старичка-пьянчужки, который и имя-то свое плохо помнит, и парнишки, оказавшегося вблизи еще одного места преступления, тоже убийства. Было это два дня назад. Так что, как видишь, у меня на руках три трупа. И каждый так или иначе связан с твоим малышом.

Тремонт вытащил папку с делом Фримантла и раскрыл ее.

– Ливая ни разу не признавали виновным в преступлении насильственного характера. Да что там – ему даже обвинений, связанных с насилием, не предъявляли. Нарушение прав владения – да, кражи в магазинах – да. – Он захлопнул папку. – Послушай, Ливай, как говорится, не самый острый нож в комплекте. Большинство его преступлений… Если, допустим, сказать ему: «Эй, сходи вон туда да принеси бутылочку вина», он пойдет в магазин, возьмет с полки и принесет. Парень не способен осознать последствия своих действий.

– Как и большинство убийц.

– Нет, не так. Ливай… – Тремонт покачал головой. – Он как ребенок.

– Имеем мертвую белую женщину. Тридцать с небольшим. Какие соображения?

– Парень путался с Рондой Джеффрис. Белая, любительница погулять, развлечься на стороне. Особенно ее тянет к большим плохим парням. Тем более к черным. Она и с Ливаем потому связалась, что приняла его за крутейшего парня в районе. Держит беднягу при себе, потому что им легко командовать и он делает все, что она ему скажет. Те гроши, что зарабатывает, Ливай отдает ей. О доме заботится. И ей статус повышает. Когда требуется перерыв или появляется другой, Ронда обычно устраивает так, чтобы Ливая прихватили за какую-то мелочь и на пару месяцев отправили за решетку. Как я уже сказал, он во всем ее слушает. Первый раз его арестовали за магазинную кражу. Ронда взяла с витрины флакон с духами и отдала ему, а сама прошла мимо охранников на улицу.

– Они женаты?

– Нет. Но Ливай считает, что да.

– Почему?

Тремонт улыбнулся.

– Потому что они спят вместе, и… – Он не договорил. – А, черт.

– Что?

– Кто позаботился о ребенке?

Холодок пробежал у Ханта по спине.

– Об их ребенке?

– Девочка. Маленькая. Два годика.

Хант сунул руку в карман – за телефоном.

– Малышка улыбается так, что сердце тает.

Глава 26

В девять вечера больничное начальство все же заставило Кэтрин покинуть палату сына. Жестокая в некотором смысле мера стала для нее благословением в другом. Кен Холлоуэй звонил в палату четыре раза и отказывался класть трубку, пока она не согласится с ним встретиться. Он упорствовал, она стояла на своем, объясняя, что должна наконец позаботиться и о сыне. В конце концов прекратить разговор пришлось ей. И не один раз, а два. После этого Кэтрин вздрагивала от страха каждый раз, когда открывалась дверь или из коридора доносился внезапный шум.

А еще ее мучила сухость. Она старалась держаться, сопротивляться, быть сильной, но жажда жила в каждой клеточке ее тела.

Потребность. Желание. Нужда.

До самого последнего момента Кэтрин оставалась у кровати. Сын уснул, и его лицо, как всегда, сделалось еще более похожим на лицо сестры. Тот же рот. Те же линии. Она поцеловала его и вышла из больницы встретить подъехавшее к задней двери такси.

Поездка домой измотала вконец. Они миновали три магазина с рекламой пива и вина и два бара. Кэтрин сцепила зубы, сжала в кулаки пальцы и позволила себе немного расслабиться, лишь когда огни центральной части города остались позади. Темная дорога, ровное шуршание покрышек по черному асфальту. «Всё в порядке, – повторяла она. – Я в порядке».

Такси начало спуск с последнего холма, и Кэтрин увидела в полумиле дом. Из всех окон струился свет, деля двор на черные и желтые прямоугольники.

Уезжая, она выключила свет везде.