Последний ребенок

Одолеваемый смятением и сомнением – что же такого прочитала Кэтрин в записках Джонни? – злостью и отчаянием – упрямец таки отказался разговаривать с ним! – но испытывая и огромное облегчение – дети все же остались живы, – Хант вышел из палаты. Прижавшись лопатками к холодной стене, он просто стоял какое-то время, не обращая внимания на проходивших мимо людей, не замечая их взглядов. Сил почти не осталось, тревога еще не улеглась, но детектив надеялся, что смерть Бертона Джарвиса станет началом конца этой трагической истории – и вместе с тем первым шагом в распутывании загадки исчезновения Алиссы. Он пытался убедить себя в том, что мерзкий старик творил свои грязные дела в одиночку, но гадкий и скользкий червяк беспокойства упрямо шевелился в темном уголке сознания.

Коп?

Да возможно ли такое?

Хант предпринял еще одну попытку разобраться в закорючках Джонни. Некоторые карандашные записи стерлись. Другие расплылись от воды. Третьи пострадали от золы и хвойного сока. Кое-где бумага просто порвалась. Судя по уже прочитанному, было ясно, что это далеко не всё, и детективом не раз овладевало желание выбить дверь и вытрясти из мальчишки нужные ответы.

Черт бы его побрал!

А знал Джонни немало. В этом Хант не сомневался. Он снова, как и много раз до этого, представил черные настороженные глаза, в глубине которых таились неведомые мысли. Джонни путался в одних фундаментальных понятиях, имел искаженное представление о других, но некоторые вещи понимал с поразительной ясностью…

Преданность. Неукротимость. Решимость.

Эти качества могли быть помехой, но они же вызывали уважение, гордость и желание защитить парнишку. Джонни следовало бы знать, сколь редки такие вещи в наше время и как высоко они ценятся в мире. Иногда у Ханта возникало желание обнять мальчишку за плечи и объяснить кое-что. И все же лучше бы ему остановиться…

Детектив вышел к автомобильной стоянке. Яркое солнце, чистый воздух и зеленая трава, да только что от них толку в такой вот день… Он прошелся взглядом по окнам шестого этажа. Палата Джонни находилась в одном конце, палата Тиффани – в другом. Белые стены здания сияли под солнечными лучами, и окна отдавали синевой.

Хант уже подходил к машине, когда заметил мужчину в костюме. Сухой, как щепка, сутулый, он появился из-за дальнего угла здания, проскользнул между двумя автомобилями и возник справа от детектива. Руки на виду, доброжелательная улыбка, сложенные бумажки в руке – все это Хант отметил машинально. Больничный администратор? Родственник, навещавший пациента?

– Детектив Хант?

Возраст за тридцать, легкие, как пух, волосы, кожа в едва заметных оспинках. Ровные белые зубы.

– Да.

Улыбка растянулась еще больше. Незнакомец поднял палец, словно, пытался связать знакомое лицо с именем.

– Детектив Клайд Лафайет Хант?

– Да.

Незнакомец протянул сложенные вдвое листы, и как только Хант взял их, доброжелательная улыбка мгновенно испарилась.

– Повестка вручена.

Проводив незнакомца взглядом, детектив развернул листы. Так и есть, Кен Холлоуэй подал на него в суд.

Вот же дерьмо.

* * *

Инспектор по надзору, за коим числился Ливай Фримантл, работал в офисном отделе, втиснутом в самый конец третьего этажа здания окружного суда. Ободранный линолеум едва держался на полу в коридоре, на оштукатуренных стенах размещалась собранная за восемьдесят лет коллекцию никотиновых пятен. Двери офиса имели цвет темного дуба, оконные рамы держались на латунных петлях. Из-за дверей доносились звуки: споры, извинения, слезы. Все это он слышал и раньше. Сотни, нет, тысячи раз. Ложь лилась здесь потоком, так что каждый опытный сотрудник надзорной службы поневоле становился проницательным знатоком человеческой натуры.

Детектив нашел его в закутке номер девять. Дверь была открыта, и на табличке значилось имя – Кэлвин Тремонт. На стульях и на полу высились стопки папок. Вентилятор гнал теплый воздух в сторону поцарапанного металлического шкафа. Сидевшего за столом мужчину Хант узнал – лет шестидесяти, среднего роста, расплывшийся посередине, с тронутыми сединой волосами и почти черными морщинами, врезанными в темную кожу.

Хант постучал.

Тремонт поднял голову с уже заготовленным заранее выражением мрачной озабоченности на лице, но продержалось оно недолго. С Хантом у него давно сложились крепкие рабочие отношения.

– Привет, детектив. Какими ветрами?

– Насчет одного твоего подопечного.

– Предложил бы сесть, но… – Он развел руками, включив в жест и оба занятых папками стула.

– Я ненадолго. – Хант переступил порог. – Оставил вчера сообщение. Сегодня по тому же делу.

– У меня первый день после отпуска. – Тремонт повторил жест. – Еще не разобрался со своей почтой.

– Хорошо отдохнул?

– Съездил с семьей на побережье. – Он произнес это с интонацией, которая могла означать почти все, что угодно.

Хант кивнул и тему оставил. Сотрудники службы надзора, как и полицейские, о личном предпочитали не распространяться.

– Хотел поговорить насчет Ливая Фримантла.