— Он узнал, что эннан откопали нечто! — Сидера театрально развела руками. — Оно назвало себя «шагготом»!
— У нас есть координаты его последнего местоположения и схемы укрытия.
— Они заключили с этим нечто договор, по которому освобождают его в обмен на знания.
— Нашлась целая библиотека стандартных существ паразита. Несомненно, он — рук дела этого «шаггота».
— Никакого шаггота не существует, — прервал их Эмбар и сделал паузу, чтобы отдышаться. — Некий Иблис представился им. Этот Иблис… Он хочет получить меня. Он… Эх… Он говорит, что создал меня.
— Что?! — недоверчиво скривилась Наррайн. — Когда он это сказал?
— Он приходит во снах. Общается с помощью телепатии.
— Ваш орган Лаккерсона в последнее время кровоснабжается обильнее, чем обычно. Возможно, эти события связаны.
— Я прогнал его. Теперь он жаждет уничтожить всех. Таков его план.
— Типичный тупой злодей. Что от него можно ожидать.
— Доложить командованию?
— Да. Однако, это может быть иллюзия паразита. Осторожнее.
— Разумеется. Прослежу, чтобы сведенья достигли исключительно нужных ушей.
— Не сомневаюсь в тебе. Что ещё нашли?
— Как вы и предполагали, выданные технологии оказались дефектные.
— Сколько их было?
— Две. Внушение и «ваяние плоти». Похоже, вторая используется скульпторами для возрождения и создания новых организмов.
— Скульпторы?
— Он ведь не был на фронте.
— Крупные развитые организмы, мы встретили один на Альфагемоне во время обороны Совета.
— Вспомнил, — задумчиво он упёр взгляд в потолок. — Зелёное свечение?
— Побочный эффект. Гипотетически, с помощью ваяния возможно восстановить любые физические повреждения вроде ран, конечностей и шрамов.
— Мы излечим всех инвалидов! И тебя тоже!
— Но технология дефектна?
— Пока у нас нет рабочего образца. Да. Мы знаем о её существовании, проводится попытка воссоздать процесс. Однако основная научная группа сосредоточена на ноосферном искажении эннан.
— Результат?
— Только теории.
— Ясно, — утомлённо ответил он. — Знаете, я хочу вздремнуть.
— Конечно, уже ухожу! Выздоравливай, смотри у меня!
— Ох…
Постепенно тело ожидало. Сначала он мог есть сидя, потом сам садится сам. Наконец, позволили встать. Пара роботов поддерживали с обеих сторон, когда ноги коснулись земли.
Глубоко вдохнув, он встал. И вскрикнул от резкой боли. Рухнул обратно.
— Ах, ах, — потер он сочленения.
— Вес вашего тела приходится на рану.
— Понимаю. Но почему это так больно? Оно всегда так будет?
— Нет. Постепенно организм адаптируется. Однако вам необходимо ходить, чтобы это произошло.
Скрипя зубами, шатаясь и постанывая, он собрался с силами и сделал первый шаг. Второй. Третий. Обошёл постель и сел на неё с другой стороны.
— Вот так, молодец! — похлопала в ладоши Сидера. — Сам не заметишь, как бегать начнёшь.
— От тебя не сбежишь.
— Это точно!
Сначала помаленьку, с сопровождением. Потом с ходунками по палате. Потом по коридору взад-вперёд. Редкие больные провожали командира пустыми взглядами. Раненных крайне мало — почти все со снарядной болезнью. Почти все никогда уже не оправятся от шока: то ли вид чудищ и смерть товарищей, то ли передозировка стероидов — жизнь их покалечена. Многих провожают в последний путь в дома душевнобольных. Многие останутся в тылу на попечении родных, если таковые есть, а если нет — на крохи от государства. Людей тут и вовсе раз-два и обчёлся. Жёсткая подготовка, вымывающая всё человеческое, делает рядовых и офицеров практически невосприимчивыми к психическому воздействию. Удивительно, как жестокость спасает жизни.
Пленных враг не берёт. Бьёт наповал. Без пощады и жалости. Из сбивчивых рассказов он слышал о делах на фронте. Плачевных делах. Боевой дух болтается у дна. Наступление застопорилось, потери растут, а тылы не покрывают их.
Каждый день, который Эмбар проходил мимо, становился для него формой пытки. Больные бредили, вспоминали умерших, кричали порой и вырывались, просили оружие, молили о смерти. Страх выжигал им разум. Взывать к долгу, чести бесполезно. Пропащие души. Они настолько довели Оклайна, который и без того настрадался, что тот потребовал перевода на «Бездну». Он просто не может тут находится!
Силы возвращались. Поначалу раны кровоточили от избыточной нагрузки, однако потом рубцы утолщились и заматерели. Боль сошла на нет, разве что былая ловкость не возвращалась. Однако рано или поздно, но и бег покорится новым ногам. А до тех пор: тренировки, тренировки, тренировки.
Всё командование связывалось с ним пару раз: слишком они заняты, чтобы приехать в тыл ради одного офицера. Не до того им. Замечено, что они все всячески уклонялись от вопросов по фронту. Не желали признавать своё поражение. Лишь Отто безукоризненно отчитался о печальных их делах. После доклада Оклайн вовсе потерял интерес к войне: стресс сильно сказывался на выздоровлении.