Последний самурай

Я подумал, что, если позволю ему помочь, придется быть его сыном. По телепередаче я бы не догадался, что, если прийти к нему за помощью в беде, он станет допрашивать тебя о побочных продуктах нефтепереработки, но это что, конец света? Если попаду в беду, можно к нему и не ходить. А в остальное время он, наверное, покатает меня на вертолете и научит лазать по веревочной лестнице, или мы слетаем через Ла-Манш, или он объяснит мне всякие трудные вещи, которые хорошо бы объяснить. Не все в нем видно глазу, но сколько всего не видно? И насколько это важно?

По-моему, жизнь была попроще, когда я переживал из-за одного только Вэла Питерса. У него есть свои недостатки. Путает ДНК и РНК. Слегка увлечен секс-туризмом. И не только. Но за такого отца никто не упрекнул бы меня — он сам такой получился. А вот тут…

Я сказал: О чем речь?

Сорабджи это ошеломило. Он сказал: Любопытство сгубило кошку.

А потом улыбнулся и пожал плечами. Сказал: Всякая управленческая бодяга. Кое-кому на хвост наступили.

Я понимал, что не смогу. Я подумал: Но зачем непременно ему говорить?

Я хотел сказать, что пошлю заявку, а потом просто не посылать. Легче легкого, потому что, когда я уйду, он меня ни за что не найдет. Если поговорит с этой женщиной — узнает, что она не рожала. Если не поговорит — никогда не узнает.

Я понимал, что скажу ему. Решил, что лучше сразу, пока нервы не сдали.

Я сказал: Вы, может, и не захотите писать мне рекомендацию

Он сказал: Это почему еще? Кто-нибудь заподозрит? Да они и глазом не моргнут. Мне попадается блестящий мальчик, самоучка: я стараюсь свести его с нужными людьми — что может быть естественнее? Сходство есть, конечно, но многие мальчики стригутся короче — если пострижешься, вряд ли кто заметит.

Я сказал: Вы, может, и не захотите писать мне рекомендацию, потому что на самом деле я вам не сын.

Он сказал: Что?

Я сказал: На самом деле я вам не сын.

Он нахмурился — мол, Что?

Я сказал: Я это выдумал.

Он сказал: Ты… Он сказал: Не мели ерунды. Я понимаю твою обиду, но нельзя всю жизнь ее на транспаранте таскать. Ты же вылитый я.

Я сказал: Моя мать говорит, что вы вылитый Роберт Донат. Он вам родня?

Он вытаращился. Он сказал: Так ты… Он сказал: Позволь спросить зачем.

Я объяснил про «Семь самураев».

Не знаю, чего он ждал. Он сказал: Это какой-то бред. В этом нет смысла.

Мне представляется, сказал я, что смысл в этом есть.

Он поглядел на листки с преобразованием Фурье, раздвинул их по столу. А потом вдруг смял и выбросил в корзину. Он сказал: То есть сына у меня нет.

Он сказал: Ну конечно, она не могла, надо было сразу сообразить.

Он посмотрел на меня.

Я сказал: Простите.

Он сказал: Подойди сюда.

Я не подошел. Я сказал: Я пытался вам объяснить.

Он сказал: Это же глупо, если ты хотел это выдумать, какой смысл мне говорить?

Я сказал: А это по-прежнему естественно — свести меня С нужными людьми?

Он смотрел на меня. Он молчал. Лицо холодное и бесстрастное, будто он что-то высчитывает внутри.

Наконец он бесстрастно сказал: Ты получил сведения, которых у тебя быть не должно. Возможно, ты считаешь, что эти сведения для меня опасны.

Он сказал: Я бы рекомендовал тебе следить за языком. Если попытаешься использовать эти сведения, полагаю, ты поймешь, что это крайне опасно для тебя.

Я сказал, что не собирался их использовать и пытался его остановить. Я подумал: Наверняка что-то можно ему сказать. Он так радовался этому преобразованию Фурье — я не понимал, какая разница, если человек, решивший эти задачи, не делит с ним 50 % генов. Пожалуй, решил я, для такого замечания момент неудачен. Я сказал, что просто хотел… Я сказал, что мой отец склонен путать частную и общую теорию относительности.

Сорабджи смотрел на меня, и все.

Я сказал, что на самом деле отца не знаю, это просто генетическая связь, и я подумал…

Он смотрел на меня, и все. Я решил, что он, скорее всего, даже не слушает; думает, наверное, что ничем не в силах помочь.

Я сказал: Вы же не знаете, что было бы. Может, вы правильно поступили. А вдруг бы она сошла с ума? Может, вы ей жизнь спасли. Даже если вы сказали не то, это не значит, что вы ошибались про…

Я даже не заметил, как он взмахнул рукой. Он ладонью заехал мне по щеке, я пролетел через полкомнаты и упал. Перекатился и вскочил, но он меня уже настиг. Ударил по другой щеке, и я снова упал. На сей раз он меня настиг, не успел я вскочить, но я сделал ему подсечку, и он тяжело упал. В основном на меня.

Я не мог шевельнуться, потому что он меня придавил. Тикали часы — я их раньше не замечал. Они себе тикали и тикали. Все застыло. Он задыхался, будто ему в бою досталось больше моего: он блестел глазами. Я не знал, как он поступит дальше.

В дверь постучали, и его жена сказала: Джордж?

Он сказал: Две секунды, дорогая.

Я услышал, как ее шаги удаляются по коридору. Сообразил, что можно было крикнуть. Он все блестел глазами…

Тикали часы.

Он вдруг отпустил меня и легко вскочил на ноги. Я на четвереньках убежал в угол, но он за мной не погнался. Стоял у стола, сунув руки в карманы. Улыбнулся мне и сказал любезно, как бы между прочим: